Мед жизни - Святослав Логинов

– Сладкий. Зря… Я соком захлебнулся, в дыхательное горло сок попал. А он тоже сладкий – знаешь, как тяжело, если сладким захлебнуться? Я думал – не откашляюсь.

Путило допил чай, кашлянул ещё раз, окончательно освобождая грудь от едкого сока, поднялся и начал собирать раскатившиеся яблоки.

– Вот так живёшь, – сообщил он, – а потом скушал яблочко неосторожно – и конец. Пошли лучше, я тебе твоё хозяйство покажу.

По наклонной штольне они двинулись к боевой линии. По дороге Путило остановился возле одной из ниш.

– Тут вода, – сказал он. – Хорошая, вкусная.

Из заржавелой трубы в ванну беззвучно падала прозрачная струя. Путило наклонился, поймав воду губами, гулко глотнул. Ефим напрягся в нехорошем предчувствии, но всё обошлось. Тогда Ефим наклонился и тоже попробовал. Вода была очень холодная.

– Чего крана нет? – заметил Ефим. – Течёт без дела.

– Какой кран, чудик? Это же ключ. Его перекроешь, так он снизу всё к чертям собачьим размоет.

Ефим наклонился к пленному роднику и ещё отпил воды, от которой ломило зубы и начинало болеть где-то над глазами.

– Там ещё нортоновский колодец был, – продолжал экскурсию Путило, – но местные колонку свинтили, считай, сразу после войны. Можно было бы восстановить, обсадная труба цела, но как туда штангу опустить – ума не приложу. Потолок мешает. – Путило стукнул кулаком по чёрным плахам обноски, уцелевшей в этом месте. – Ведь как строили, гады, а? Полста лет прошло, а всё цело, всё действует. Вот у кого поучиться… Хотя если вдуматься – на кой ляд они это мастерили? Чтобы я тут сегодня конверсией занимался? Сделали бы нормальный склад, куда как было бы лучше.

Минуя погреба, наполненные щедрым урожаем, они поднялись наверх и очутились в доте, возможно, том самом, что попался на глаза по дороге сюда. Тесный объём укрепления позволял разместить кровать с пружинной сеткой, шкафчик, в котором хранился запас продуктов, и столик, вплотную придвинутый к кровати. На орудийной площадке стояла новенькая электрическая плита с духовкой.

Ефим выглянул наружу.

– Дот, да не тот, – сказал он после некоторого раздумья.

Пейзаж, открывшийся в бойнице, оказался незнакомым. Дороги видно не было, склон полого упирался в ржавое болотце. На середине склона корявилась старая яблоня. Поломанные сучья почти лишены листьев, вид у дерева был сиротливый. Странным казалось, как уцелело древнее растение, разве что действительно никто не атаковал неприступные доты в лоб, а обошли их и брали с горжи – другой, не так защищённой стороны. Но всё равно, крови в этих местах, должно быть, лилось преизрядно, потому и яблоня до сих пор жива. Яблоки, говорят, хорошо на крови родятся.

На секунду Ефиму померещилось, будто в одном месте земля среди бурой опавшей листвы мазнута кармином. Ефим потряс головой – почудилось. А если и нет – мало ли что может краснеть под яблоней?

Он спрыгнул вниз. Путило деловито перегружал из своего мешка в шкафчик пакеты с провизией. Шкаф и без того был забит до половины. Что там есть, Круглов не знал, видел лишь жёлтые пачки «Геркулеса» да несколько картонных клеток с яйцами.

– А чего предыдущий сторож ушёл? – спросил Ефим. – Тут вроде хорошо. Тишина, воздух.

– А ляд его знает, – отмахнулся Путило. – Умом тронулся от воздуха. Позвонил, сказал, что ключ под дверью, а он здесь больше ни минуты не останется. Хоть дверь запер – и то хорошо.

– Понял! – сказал Круглов. – Это привидения. Где им ещё быть, как не тут? Забрёл мой предшественник куда-нибудь, где ещё свет не проведён, и наткнулся на светящийся скелет. В каске и с железным крестом.

– Ага, – сказал Путило. – Ты больше языком чеши – тоже рехнёшься. Только учти, мы, когда это дело размуровывали, милицию приглашали и сапёров. Тут каждая щель осмотрена – ничего нет, одна труха. А труху вычистили даже в пустых помещениях. Мне гниль ни к чему.

– Скучный ты человек, Сергей Лукич, – сказал Круглов. – Я, можно сказать, только из-за привидений сюда и приехал.

– Ты сюда отсыпаться приехал, – оборвал Путило, – за казённый счёт. Вот и отсыпайся – месяц-полтора, пока зимник не станет. А привидения оставь в покое. Как путь установится, начнём товар вывозить, там уж без тебя не обойдёмся. А пока – спи на рабочем месте.

Путило отдал последние инструкции, загрузил в багажник несколько ящиков затесавшихся летних сортов и укатил.

Ефим остался один. Он постоял на обочине, глядя вслед уплывающей «Ниве». Легковушка удалялась совершенно как во сне, то и дело заваливаясь в сторону и плюясь из-под колёс жидкой грязью.

Потом пришла тишина – пронзительная, какая только осенью бывает. Вроде и солнце на минуту высунулось из просевших туч, и стайка птиц пролетела с дробным щебетом, и день тёплый, а всё одно – не светло, глухо, мозгло. В такие дни нарочно ждёшь вечера, чтобы сидеть у печки, подкладывая тонкие полешки и слушая песнь закипающего чайника. Под открытым небом неуютно, всё время чудится, что сейчас упадёт темнота и холод и некуда будет податься.

Ефим поднялся на гребень холма, пошёл вниз, выискивая среди ложбин шапку дота. Ничего не попадалось – склон как склон, перерезанный оплывшими остатками траншей. Не верится, что внизу ледниковая морена изрыта бетонированными ходами.

Потом Ефим увидел знакомую яблоню и болотину, на поверку оказавшуюся жалкой лужей. Сориентировавшись по знакомым приметам, увидел и капонир. Он удачно прятался на местности: так просто и не углядишь. Застеклённая бойница светилась изнутри непогашенным электричеством. Сразу захотелось туда – домой. До чего же быстро человек привыкает к новому месту! Вот уже и бетонный склеп, в котором предстоит провести месяц, для него стал домом. Обидно, что до входа почти километр по крутому склону – сначала вверх, потом вниз, а затем обратный путь, но уже под землёй.

Но прежде всего Ефим пошёл к яблоне. Он догадывался, что, вернувшись домой, будет глядеть через амбразуру на недоступное дерево и мучиться, что же это краснеет неподалёку?

Среди счерневшей листвы открыто на виду у всего мира лежало большущее яблоко. Не верилось, как его могли пропустить и не заметить. Но ещё удивительней была мысль, что такие красавцы могут вызревать на искалеченном ветеране, каким представлялась старая яблоня.

Ефим поднял прохладный плод. Всё-таки хорошо, что это именно яблоко, краснобокий штрифель, а не выцветшая кумачовая тряпка, размокшая пачка из-под сигарет или полусъеденная ржой консервная банка.

Яблоко удобно лежало в ладони, восковой налёт придавал кожице особую приятность, хотелось погладить яблоко, словно доверчивого зверька. Светлые точки, проглядывавшие сквозь румянец, делали находку удивительно живой и настоящей.

Ефим понюхал яблоко. В осеннем профильтрованном воздухе лёгкая душистость штрифеля показалась ошеломляющей. Ефим только теперь понял, как он хочет есть. Плотная желтоватая мякоть с лёгким хрустом поддалась зубам. Рот наполнился винной сладостью с лёгким привкусом не то земляники, не то ананаса. Казалось, от яблока можно кусать бесконечно, и его не убудет. Но внезапно Ефим вспомнил, как пострадал час назад Путило, и тоже едва не поперхнулся соком. Он аккуратно доел яблоко, расшелушил огрызок, вытащив тёмно-коричневые семечки, и, зажав их пальцами, быстро расстрелял в разные стороны.