Битва на Липице - Михаил Елисеев

Но жажда наживы одолела Владимира Мстиславича окончательно, и князь, уподобившись Плюшкину, скопил не только немалое количество денег, но множество различных ценных вещей. Владимир так откровенно занимался стяжательством, что вызвал негодование даже у местного католического священника Алебранда, который сначала неплохо относился к русскому князю и помогал ему обустраиваться в Идумее. Кого-кого, а католических духовных пастырей трудно было удивить фактами вымогательства, но Владимиру, судя по всему, это удалось.

Алебранд был не так прост, как казалось на первый взгляд, и одно время он занимался не только тем, что проповедовал католическую веру среди местного населения. Вот что сообщает по данному вопросу Генрих Латвийский: «Торейдцы же, по принятии таинства святого крещения со всеми духовными законами, стали просить своего священника Алебранда, чтобы он судил их не только в делах духовных, но и в гражданских, в так называемом мирском праве, по христианским законам… Поэтому священнику Алебранду с самого начала было поручено разбирать как духовные дела, так и гражданские, и он, ради дела Божьего и своих грехов, честно исполнял порученную ему обязанность: карая кражи и грабежи, возвращая несправедливо отнятое, он указывал ливам путь праведной жизни» (с. 106). Со временем функции судьи у него были отняты и переданы брату рижского епископа Теодориху, а затем и Владимиру Мстиславичу.

Вполне возможно, что Алебранд действительно был порядочным человеком и пользовался большим уважением у ливов и лэттов, но тогда получается, что, передавая место судьи своим родственникам, Альберт совершил серьезную ошибку. Личные симпатии возобладали над государственными интересами, и ни к чему хорошему это не привело: «В первый год ливам нравился этот христианский порядок, потому что дело суда выполнялось честными людьми, но позднее по всей Ливонии и Лэтигаллии и Эстонии все было испорчено действиями разных гражданских судей-мирян, которые, выполняя судейские обязанности, больше заботились о наполнении своих кошельков, чем о Божьей справедливости» (Генрих Латвийский, с. 107). А в том, что родственники рижского епископа были жадны до денег, сомневаться не приходится.

Дело осложнялось еще и тем, что местное население, которое обирал Владимир, совсем недавно приняло крещение, и Алебранд вполне справедливо считал, что своими действиями князь компрометирует веру Христову. Потому и обрушился на него с гневными словами: «Если ты, король, удостоился быть судьей над людьми, тебе надо было правосудно судить ради истины, а не притеснять бедных, не отнимать у них имущества и не смущать наших новообращенных, толкая их на большие уклонения от веры Христовой». Речь Алебранда разгневала Владимира, и тот ответил неприкрытой угрозой: «Надо будет мне, Алебранд, поуменьшить богатство и изобилие в твоем доме» (Генрих Латвийский, с. 163). Как показало время, князь был человеком злопамятным и слов на ветер не бросал.

Тем не менее из-за разразившегося конфликта Владимир Мстиславич в очередной раз был вынужден покинуть Ливонию и в 1215 году уйти на Русь.

* * *

В следующий раз мы встречаем Владимира на страницах русских летописей, когда он во главе псковской дружины принимает участие на стороне коалиции Ростиславичей в войне против великого князя Георгия. Очевидно, что псковичи приняли некогда изгнанного князя, и вполне возможно, что немалую роль в этом сыграл и Мстислав Удатный. После битвы на Липице и похода на Переславль-Залесский Владимир Мстиславич возвращается в Псков. С этого момента и начинается его война с меченосцами. Вполне возможно, что здесь присутствовало и чувство личной обиды на германцев, которые выставили князя из Ливонии. Хотя основной причиной была возросшая активность крестоносцев в Прибалтике.

В Воскресенской летописи под 1216 годом содержится следующая запись: «Осени той ходи князь Всеволод Мстиславичь с Новгородци на Ригу». «Ходили на Ригу» – сказано очень сильно, поскольку поход был организован в несколько другом стратегическом направлении и преследовал иные цели. Русские полки ходили на юго-восток Эстонии, в область Уганди (Унгавния). Официальным поводом к вторжению послужило то, что местные жители приняли крещение от православных священников, а затем призвали прелатов из Риги и перешли в католичество. Но я уже отмечал, что русским не было совершенно никакого дела до того, кто и во что верит, а главной была материальная сторона проблемы. И данный случай не стал исключением, поскольку князь Владимир первым делом потребовал от жителей Уганди оброк и подати. После чего занял стратегически важную высоту на горе Одемпе и разослал своих ратников по окрестным деревням и селам в поисках добычи. Много народу было перебито, еще больше было захвачено в плен. Грабеж шел поголовный, грабили не только местное население, но и заезжих германских купцов. Один из них, Исфрид, сумел убежать в Ригу, где и доложил о сложившейся ситуации епископу. А вскоре прибежали старейшины Уганди и стали просить о защите против русских.

Надо думать, что воинственный родственник из Пскова попортил немало крови Альберту. Епископ срочно собрал всех верховных католических прелатов и орденскую верхушку меченосцев. На совещании, куда были приглашены старейшины Уганди, решали вопрос о том, что делать в сложившейся ситуации. В итоге германцы решили этот вопрос к немалой для себя пользе – они просто поделили между собой Эстонию. Выглядело это так: «церкви ливонской и рижскому епископу определили третью часть всех доходов и податей, идущих из Эстонии, чтобы, участвуя в трудах и войнах, имели они и долю в возмещении; вторую часть дали эстонскому епископу, а третью – братьям-рыцарям за их труды и издержки» (Генрих Латвийский, с. 181). Старейшины эстов даже не подозревали, что попали из огня да в полымя. А если бы знали, к каким последствиям приведет их визит в Ригу, то постарались бы забыть туда дорогу. Но будущее предвидеть не дано никому…

Откликаясь на просьбу эстов о военной помощи, в Уганди пришел отряд меченосцев. Владимир Мстиславич к этому времени ушел в Псков, и братьям-рыцарям никто не мешал устанавливать свои порядки. Они тоже оценили стратегическое значение горы Оденпе, но, в отличие от русских, поступили очень практично – согнали население из окрестных сел и поставили на возвышенности замок. Крепость обладала сильными укреплениями и была способна выдержать длительную осаду.

Вот и весь подход к проблеме. Одни пограбили и ушли, а другие пришли, построили крепость и обосновались на несколько веков. Поэтому и результаты противостояния в Прибалтике были соответствующие. Примечательно, что замок в Оденпе был построен «и против русских и против других народов, до тех пор еще не крещенных» (Генрих Латвийский, с. 181). Про русских все понятно, обратим внимание на продолжение фразы. Ведь речь идет о тех же самых эстах, только не попавших под влияние католиков. И новый замок становился главным опорным пунктом для распространения католичества среди эстонских племен. Сами о том не подозревая, эсты выкопали себе глубокую яму. Что же касается русских, то для них Оденпе (который будут называть Медвежья голова) надолго станет головной болью.

Ситуация в регионе оставалась достаточно напряженной и новый набег русских привел к очередному витку вооруженного противостояния. Как обычно, добры молодцы псковичи да новгородцы отправились собирать оброк в земли лэттов и так увлеклись этим интересным делом, что ненароком спалили замок Беверин. В дело был вынужден вмешаться комтур венденских меченосцев Бертольд. Со своими людьми он внезапно атаковал занимающихся выколачиванием денег из местного населения новгородцев, захватил их врасплох, взял в плен и посадил в замковую тюрьму. Но, как только к нему явились послы от новгородского князя Мстислава Удатного, он всех пленников освободил и отпустил на Русь.