Ужас на крыльях ночи - Дарья Донцова

– Не скажу, – улыбнулась я. А когда хотела потянуть ящичек за причудливо изогнутую ручку, увидела на столешнице надпись, вырезанную ножом: «Вайнштейн! Ненавижу!» И не удержалась от комментария:

– Надо же, кто-то испортил такой красивый стол! Ну зачем люди так поступают?

– Чаще всего из зависти, – вздохнула Анастасия Яковлевна. – Если у человека нет ничего хорошего, он и пытается уничтожить то, что другие имеют. Но в этом случае все не так. Я уже говорила, что у Фанни был старший брат Петер, талантливый мальчик, разница у них с сестрой небольшая была. Петер прекрасно учился, хотел стать ученым. Правда, отец от него стонал.

– Замечательные успехи в школе, но хулиган? – предположила я.

Анастасия Яковлевна засмеялась.

– Вовсе нет. Петер, даже будучи совсем крошкой, не баловался. Я, естественно, малышом его не знала, но Фанни мне про свое детство часто рассказывала. Когда мы с мужем сюда въехали, то ничего не имели, даже постели, с одним полупустым чемоданчиком в квартире появились. Вот дочка Германа и предложила: «Живите с той мебелью, которая в комнате стоит, все равно ее выбросить придется, когда вы свою купите». Спустя пару дней я, как вы сейчас, заметила эту надпись. Сначала постеснялась спросить, кто стол испоганил, но потом все же решилась. Испугалась, что хозяйка подумает, будто мы с мужем ее собственность изуродовали. Фанни меня успокоила и поведала давнюю историю…

Петер с начальных классов мечтал стать врачом. Он какие-то опыты в своей комнате ставил, разные вещества смешивал, от чего порой всю квартиру дымом заволакивало. Пару раз даже взрыв случался. Отцу это, конечно, не нравилось. После окончания школы парень отправился сдавать документы в вуз. На него в приемной комиссии странно посмотрели и не взяли бумаги, сказали, что Петер какую-то анкету неверно заполнил. Юноша расстроился, попросил новый бланк, но ему не дали. Да только абитуриент был не из робких, решил жалобу ректору настрочить, сел в местной библиотеке. И тут к нему один из членов приемной комиссии подошел, тихонечко посоветовал:

– Вам лучше поступать в провинции, в маленький институт где-нибудь за Уралом.

– Но я хочу получать знания в Москве! – возмутился Петер. – Школу закончил на одни пятерки. Почему вы мне это советуете?

– Из-за пятого пункта[5], – откровенно объяснил преподаватель. – Вы немец, да еще ваша фамилия, Вайнштейн, смахивает на еврейскую, к тому же происхождение у вас не рабоче-крестьянское. Одним словом, кругом сплошные минусы. Даже если вас и допустят к экзаменам, вы их завалите.

– Нет, я попаду в столичный вуз, – уперся Петер.

Преподаватель понизил голос до шепота:

– Сначала смените фамилию, запись о национальности в паспорте и тогда дерзайте. Иначе не получится.

– Как это сделать? – спросил Петер.

– Тут я вам ничем не помогу, – развел руками собеседник.

Петер вернулся домой, рассказал отцу о беседе с педагогом и попросил:

– Сделай мне другой паспорт.

Герман вспылил:

– Никогда! Мои предки в гробах перевернутся, узнав, что задумал продолжатель их рода. Ты единственный способен сохранить нашу фамилию – Фанни девочка, выйдет замуж и станет какой-нибудь Петровой-Николаевой. Подумай над этим. Ты несешь ответственность перед всеми Вайнштейнами! Отказаться от родной фамилии предательство!

Петер молча ушел в свою комнату.

Спустя неделю Герман зачем-то заглянул к сыну и увидел, что у того на столе вырезано: «Вайнштейн! Ненавижу!» Отец разъярился, у них с Петером случился скандал, после которого юноша ушел из дома. Герман запретил дочери произносить имя брата, приказал забыть о его существовании.

Только после смерти отца Фанни попыталась разыскать Петера. Она подала запрос в «Мосгорсправку», ей довольно быстро ответили. Оказалось, Петер Германович Вайнштейн женился и взял фамилию супруги, став Владыкиным, а имя изменил на русский манер – Петр.

Чем закончилась встреча ближайших родственников, мы уже знаем.

– Петр Германович Владыкин родной дядя Ларисы и Бориса Гориковых? – переспросил Федор, когда я пересказала ему свой разговор с Анастасией Яковлевной.

– Информацию необходимо проверить, но отчество не очень распространенное. Имя Петр, специальность врач. Вероятно, Ирина Петровна Владыкина является двоюродной сестрой Лары и Бори, – ответила я. – Сейчас поеду к Антонине Тарасовне и поговорю с ней. Муж должен был рассказать ей правду о своем происхождении. И возможно, вдова объяснит, что происходит в большом коттедже, а также то, каким образом Максимов остался жив. Зачем Ирине объявлять Гориковых мужем и женой, да еще выдавать их за родственников Леонида?

– Антонина тебя даже на порог не пустит, – упрямо сказал Леонов.

– Посмотрим! – азартно воскликнула я, выезжая на перекресток. – Я умею убеждать людей.

– Ну-ну, – вздохнул сыщик.

– Ты узнал, кто главный врач медцентра «Розовое счастье»? – сменила я тему.

– Нет.

– Почему? – удивилась я. – Это же очень просто. Информация не секретная, у медицинского учреждения должен быть сайт.

– Клиника с таким названием нигде не зарегистрирована, – пояснил Федор. – Есть «Розовый бегемотик», «Розовая кошка» и еще штук десять заведений с тем же прилагательным, в подавляющем большинстве это крохотные детские стоматологические лечебницы.

– Лика упомянула о «Розовом счастье», – повторила я.

– Ага, и врача с фамилией, как печенье, – хмыкнул детектив. – Небось перепутала наименование центра.

– Кажется, я еще от кого-то про «Розовое счастье» слышала, – протянула я, – но не помню, кто его упоминал.

– Есть два варианта объяснения, почему я не нашел клинику, – продолжил Федя. – Первый я тебе уже озвучил. Второй: на заведении действительно висит вывеска про счастье, но зарегистрировано оно под другим наименованием, допустим «Больница нервно-психиатрических паралитически безумных состояний». Такое при входе писать вряд ли станут: слишком длинно, люди не запомнят, и все, что связано со словом «псих», народ пугает. Мостовая улица очень длинная, на ней находится куча крохотных клиник, надо просто обойти их все и проверить, нет ли где у двери таблички «Розовое счастье». Извини, у меня второй звонок на линии.

Я бросила трубку на переднее сиденье, но она почти сразу затрезвонила. Думая, что Федор решил еще что-то мне сказать, я, не взглянув на экран, ответила:

– Слушаю тебя!