Никто не знает Сашу - Константин Потапов

в ней есть и попытался эту глубину вычерпать. Наверное, это её и зацепило – к ней впервые относились пренебрежительно, видя при этом пусть не саму её суть, но наличие сути. А потому она прощала ему всё.

Когда она приезжала от Виктора, она ничего не рассказывала. Багровые обручи на тонких запястьях – и ничего. Опухшая губа – ничего. Избегала разговора, раздражалась. Один раз пришла в тёмных очках, сославшись на конъюнктивит. А потом и вовсе забросила учёбу. Её отчислили. Я устроился бариста в то кафе, где все мы собирались. Я не видел её полгода, и меня уже начало отпускать. Спутник сходил с орбиты.

В один день, когда снег валил хлопьями, будто бесконечные титры к прошедшим выходным, она вошла в кафе. Коротко постриженная, похудевшая. Она выглядела уставшей, но взгляд был тем же. Она села за стойкой, я готовил кофе, снег таял на пальто. Мы разговорились про университетских друзей и интриги преподавателей, но, когда я осмелился спросить про Виктора, она как-то обречённо махнула рукой, и перевела тему. В ней появилась какая-то извиняющаяся улыбка. Трещинка во льду.

Я занимался организацией концертов, и вечером к нам заезжал Саша Даль. С ним ещё не случилась та история, принёсшая ему пусть не славу, но сомнительную известность, хотя в нём уже проглядывало то, что называют звёздной болезнью. Не то, чтобы он вёл себя вызывающе или чего-то требовал. Напротив, он был молчаливым, но в этом молчании словно была какая-то претензия к миру. Он вёл себя так, будто достоин чего-то большего. Мне кажется, звёздная болезнь как смертоносный вирус. Ты отравляешь им всех, с кем вступаешь в контакт. И Даль носил это в себе. А она, кстати, любила пару его песен.

На вечеринке все напились, но я оставался трезвым, и она почти не пила. Я понимал, что нам надо было высидеть всё веселье до конца и остаться наедине. Но мне ещё надо было встретить Даля с вокзала. Почти все парни были с девушками, а единственный свободный Артур в тот вечер приударил за Олесей, и они уже полчаса целовались на кухне. Вита уселась с ногами на диване с бокалом вина. Я подсел к ней. Она улыбнулась.

– Прекрасная вечеринка! Спасибо, что позвал – сказала она, глядя в меня глазами-чёрными дырами. А я почувствовал, что опять падаю. Но я уже ни на что не надеялся. Спутник изменил траекторию.

– Спасибо. Рад, что ты пришла – я мог бы обнять её, она бы положила мне голову на плечо. Наш исхоженный сценарий. Но между нами были её ноги в колготках, я просто смотрел. Мы слышали смех с кухни. Играла музыка. Мы не шевелились. У меня зазвонил телефон. Я знал, что это Даль. Мне надо было сесть в старенький «Москвич», доставшийся от отца и встретить его. А я смотрел на неё. Телефон звонил несколько раз. Мы молча смотрели друг в друга. И так как я больше ни на что не надеялся, я наклонился и поцеловал её.

У неё были мягкие губы. Комната плыла, но я не позволял себе обрести надежду. Тогда бы я потерял голову. И потерял бы её. Теперь я понимал – единственный способ быть с ней – не иметь надежды. Мы целовались, а телефон звонил и звонил. Звонил и звонил. И звонил. И звонил. Если бы мог, я бы просто сбросил. Но Даль ждал меня на вокзале. Это было непорядочно с моей стороны. Я извинился перед ней, взял трубку. Саша говорил сухо. Я сказал, что выезжаю. Я предложил ей поехать вместе. Она сказала, что подождёт здесь. Я сказал, что буду быстро. Ясно, сказала она. Я быстро, сказал я. Ага, сказала она. Я попытался поймать её взгляд. Она смотрела в смартфон.

Даль ждал у вокзала. Вяло пожал руку, влез на заднее, и отвечал односложно. Сказал, что очень хотел бы поспать. Я ехал быстро. Мы ехали молча. Я получил СМС.

«Я наверное, пойду». Я позвонил, она сбросила. Я написал, что у меня для неё сюрприз. Даль спросил, почему так гоним. И тогда я рассказал ему всё. Про сияние, про взгляд, про поцелуй, про спутник. Про все эти долгие годы в Университете, про её парней, я впервые рассказал это кому-то. У меня был план, сумасбродный план, и мне нужна была его помощь. Я хотел, чтобы он спел для неё свою песню. Я хотел удержать её. Я попросил всего одну песню. Её любимую. Даль мог спасти нас. Но Даль отказал. Он просто сказал, нет. Я не буду петь, сказал он.

Мало того. Когда мы вошли, она сидела на диване, вызывая такси. Она бросила взгляд на Даля, узнала, широко улыбнулась. А Даль прошёл в свою комнату, даже не глянув в её сторону. Он уже тогда был отравлен. Я был уверен, что потерял её.

Она посмотрела на меня тогда так недоумённо. Я просто пожал плечами. Она засмеялась. И я тогда я понял, что мы вместе. Всё равно вместе.

Мы целовались до утра под наши любимые песни, мы выжидали, кто из двух пар – мы, или Вика с Артуром – разъедутся по домам, а кто займёт диван.

Конечно, мы могли бы занять ванну, и сделать всё по-быстрому там, но у нас было нечто большее, чем просто желание сделать это по-быстрому в ванной. Может, у Артура и Олеси тоже было нечто большее, достойное спальни. Но зная Вику, и тем более, зная Артура – можно было сказать, что у них назревало то, для чего подошла бы и ванна.

И вот, в четыре часа, Артур наконец-то осознал, что ванна для них с Олесей очень даже подходит. Но проблема была в том, что Олеся ещё этого не осознала. Олеся-то как раз надеялась на что-то, чему подойдёт спальня. Да, многие девочки влюбляются в Артура и ждут от него чего-то на уровне спальни. Но в этом и была главный обман Артура – образно говоря, Артур был способен только на ванны. Конечно, если бы вторая комната была свободна, Артур мог бы удалиться туда с Олесей, или мы с Витой, без разницы. Но комната была занята Далем, и, мне кажется, это было Олесе на пользу.

В итоге Олеся поехала домой, а Артур вызвался её проводить. Так мы остались с Витой наедине. И между нами больше не было этой необъятной пустоты. Спутник, гравитационный манёвр, яркий след в атмосфере. Мой любимый спутник.

Мы потеряли