Сетерра. 3. Зенит затмения - Диана Ибрагимова

Порченые – не наказание за грехи, такой ребенок может появиться у кого угодно, и это никак не связано с кармой родителей, но люди любят придумывать себе лишние страсти, страхи и беды. Их жестокость было не обратить. Тогда черному солнцу пришлось внушить сетеррийцам новую мысль – о том, что, если убить порченого ребенка, нормальные не родятся до тех пор, пока первый не вырастет хотя бы до десяти лет. Таким образом оно надеялось развить у людей то, что называется привязанностью и любовью. Само оно понятия не имеет, каково это – испытывать чувства. Но, наблюдая за нами, оно решило, что забота возникает, когда люди проводят много времени друг с другом, и вот почему организмы женщин были изменены таким образом, чтобы после убийства порченого, которому нет десяти, снова рождался затменник. Десять лет – достаточный срок для возникновения теплых чувств. Так посчитало черное солнце и снова ошиблось: в большей части мира люди все так же избавлялись от порченых, только теперь уже после десяти лет.

Еще я узнал об интересной статистике. Я спросил, почему порченых так мало, если они рождаются каждый третий день и, по сути, треть населения планеты должна состоять из них. Существо ответило, что порченые не должны нарушать структуру человечества своим количеством, поэтому в дни затмений рождается очень мало детей. Так заложено генетически. Если произвести определенные расчеты, можно заметить, что на каждого затменника появляется в среднем сто обычных детей, поэтому порченых в мире не так уж много.

* * *

Материк Террай, государство Соаху, г. Падур, 6-й трид 1020 г. от р. ч. с.

Ночью Падур обнажал перед Чинушем гнилую плоть. Под солнцем этот город был другим: слишком пестрым, слишком жарким и слишком светлым. Настолько светлым, что скрывались все червоточины. Грязные подвалы с грязными хозяевами, ведущими грязные дела. Дома ядоваров, что действовали втайне от Седьмого до тех пор, пока Тавар не нашел с их помощью нужный яд, отряды воров и убийц, нищета, полудохлые мальчишки, больше похожие на зверьков. Такие же, как Чинуш когда-то. Они дрались за помойки и фруктовые деревья. Образовывали шайки и нападали друг на друга. И часто среди свалок можно было встретить чье-то истерзанное тело. После чернодня на его месте оставался только пепел.

Соаху – золотой мир, каким его считали иноземцы, – давно уже не был таковым. Он постепенно разлагался, и мало что сдерживало упадок.

Ступивший на улицы Падура днем увидел бы величественный дворец вдалеке, опоясанный стеной из желтого камня, прекрасные шатры, слепящие пестротой палатки, его окружили бы дурманящие запахи лавок с пряностями, духами и эфирными маслами. Он увидел бы красивых женщин с бронзовой кожей и темными глазами. Курчавых мужчин в дутых рубашках с широкими воротами, жилетках и шароварах. Услышал бы хохот детей, запускающих бумажных змеев, сладкие голоса зазывал и звон фонтанов.

Но этот Падур был коркой гнилого арбуза. Словно люк, закрывающий канализацию, на который поставили цветочный горшок. Никто не почувствует запаха и не увидит мерзости, скрытой за ним, пока не поднимет крышку.

Чинуш не просто поднял крышку. Он поднялся оттуда, из самой глубины, и всегда смотрел на мир глазами затравленного дикаря, который дрался и разбивал головы таких же детей о камни, чтобы те не зарились на его кусок лепешки, яблоню или персиковое дерево.

Чинуш обитал среди отбросов. Все это были страшные от худобы, брошенные сопляки, жившие по звериным законам. На них почти не обращали внимания. Они были как свора собак, и собаками их и считали.

Сейчас мыш ехал по темным закоулкам и чувствовал всем телом голодные взгляды. Они цеплялись к нему словно репьи. К его дорогой одежде, оружию, видному из-за полы плаща, начищенным до блеска сапогам и холеному коню. Нищие смотрели жадно. Они пожирали его глазами. Чинуш знал это, но никогда не бросал им подачек. Так делал Такалам, и Тавар презирал его за это изо всех сил.

– Этот старик, – говорил мастер ножей, – плодит гниль, вместо того чтобы дать ей самой уничтожить себя. Бедность приводит к болезням, убийствам и грабежам. Властию приходится тратить деньги на то, чтобы мы чаще прочесывали улицы. И раз уж в законе сказано не убивать детей до шестнадцати даже за воровство и отправлять в тюрьмы только с такого возраста, то почему бы не дать им перебить друг друга? Надо бы сравнять их с порчеными и ссылать на рудники сразу после рождения, но тогда начнутся бунты и прочая чепуха. Обычный люд не может сидеть на цепи тихо. Естественный отбор – лучшее, что придумала природа. Этот старик нарушает его. Плодит гниль и солит своему же властию. Сильные убивают слабых. В итоге остаются самые сильные. Вот их можно хоть на рудники, хоть куда. От них будет больше толка и меньше вреда.

Чинушу было девять лет, когда в очередной потасовке он умудрился убить четверых и ранить еще троих. Он был самым злобным из всех существ на улицах Падура. Злобным и жадным до жизни. Его никогда не жалели, поэтому Чинуш тоже не умел жалеть. Он научился метко бить в виски и вспарывать горла обломками стекол. Научился грызть до крови и пугать слабых.