Голем. Книга 2. Пленник реторты - Руслан Мельников

Путь через плотную толпу был нелегок. К счастью, кольчуга, укрытая под черным инквизиторским плащом, надежно оберегала в жестокой давке нутро и ребра. Весьма кстати пришелся и засапожный нож, которым Дипольд, не мудрствуя лукаво, расчищал дорогу. Болезненные уколы и порезы заставляли стоявших впереди поневоле расступаться и шарахаться в стороны.

Он пробился. Протиснулся… Туда, куда хотел. Куда надо было. И — вовремя!

Альфреда Оберландского Дипольд узнал сразу. По знакомым латам. По серебряной змее на нагрудной котте. По ненавистному лицу, глумливо ухмыляющемуся из-под откинутого забрала. Позади властителя Верхних Земель маячил черный магиерский капюшон с двумя прорезями для глаз. Проклятый прагсбуржец и здесь неотступно следовал за змеиным графом.

Альфред и Лебиус неторопливо подъезжали к переполненной площади со стороны главных ворот. Конные телохранители и четыре голема окружали повелителя Оберландмарки. Колдуна тоже сопровождали двое верховых с обнаженными без особой, в общем-то уже, надобности длинными клинками. И не понять — то ли охрана это, то ли стража, приставленная к магиеру.

Над головами маркграфской свиты лениво колыхалось синее полотнище с геральдической змеей. И по мере того, как приближалось оберландское знамя, перепуганная толпа волновалась все больше.

Что-то должно было произойти. Скоро. Сейчас.

Дипольд вдруг понял, что на переполненное торжище никого больше не впихивают. Видимо, оберландцы уже согнали всех, кого смогли. Кого нашли. Или кого сочли нужным.

«Хр-р-р-у-у-ухр-р-р-у-у-у!» — протяжный звук боевого рога неожиданно накрыл площадь. Нидербуржцы вздрогнули, готовясь к худшему. Но нет, это был не сигнал ко всеобщему избиению. Оберландские солдаты и големы не заносят оружия, не рубят, не колют…

Дипольд присмотрелся. Ага, вон там… вон тот… Вот откуда идет звук.

«Хр-р-р-у-у-ухр-р-р-у-у-у!» — повторно загудел, надувая щеки, сигнальщик из свиты маркграфа.

И опять, в третий раз.

«Хр-р-р-у-у-ухр-р-р-у-у-у!» — изверглось из изогнутого рога, навешенного на плечо дудца в пестрых парадных одеждах.

Тройной призыв возымел жутковатое действие. Когда гулкое эхо «У-у-у! У-у-у! У-у-у!» укатилось наконец куда-то за городские стены, набитая народом площадь замерла. Стихли крики и гомон. Люди оцепенели. Над многоглавым людским морем нависла неестественная тишина, сродни могильной.

Невероятно! Молчали даже те, кого только что давили и затаптывали насмерть. Наверное, оттого, что никто больше никого не давил и не топтал. Нидербуржцы стояли недвижимо, будто прислоненные друг к другу статуи. Но дети-то. Напуганные, неразумные, полузадушенные — они-то ведь должны кричать!

Не кричали. Уже…

Дипольд увидел в плотной толпе молодую женщину. Платье — разорвано, волосы — растрепанны, в руках — младенец. Мать в ужасе таращила обезумевшие глаза на оберландскую серебряную змею и правой ладонью крепко зажимала дитяти рот. Ладонь была большая, детское личико — маленькое. И синее. Со ртом вместе женщина закрывала ребенку нос.

Младенец не шевелился. В материнских объятиях лежал маленький трупик — неживое дитя, теми же объятиями и задавленное. Перепуганная горожанка ничего не замечала.

— Тихо! — звонкий голос оберландского глашатая резанул воздух. — Тихо, презренные жители Нидербурга! Его светлость маркграф Альфред Оберландский будет говорить с вами!

Его светлость чуть тронул коня. Неторопливо выехал вперед. Осмотрел площадь. Широко улыбнулся, продемонстрировав два ряда белых ровных зубов. Указал рукой на пустое пространство перед собой. Распорядился лаконично:

— Мастеровые — сюда. По одному.

Толпа не шелохнулась. Согнанные на торжище нидербуржцы, казалось, вовсе перестали дышать.

Улыбка Альфреда стала шире:

— Чего застыли, тупицы? Мастеровых не трону. Мастеровые мне нужны.

Толпа зашевелилась, отозвалась недоверчивым шепотом. Люди переговаривались вполголоса, однако выходить к Чернокнижнику никто пока не спешил.

— Нет, значит, здесь ремесленного люда? Всех городских умельцев, значит, мои воины уже похватали? Ну, как знаете…

Маркграф пожал плечами, начал разворачивать коня.

— Е-е-есть! — пронесся над площадью тонкий пронзительный крик. Кто-то отчаянно продирался сквозь плотную человеческую массу.

Продрался…

Из толпы выступил невысокий кряжистый человек с чернявой бородой на пол-лица. Выступил и тут же был подхвачен оберландскими латниками. Два копейщика подвели нидербуржца к маркграфскому коню, швырнули наземь. Бородач затараторил — быстро, сбивчиво:

— Есть, ваша светлость! Я! Дитрих-бондарь! Меня все городские пивовары знают. И в предместьях — тоже знают. И на Остландской ярмарке обо мне слыхали. У меня лучшие во всем Нидербурге бочки. Самые крепкие, самые надежные — любой скажет. А коли надо — так и на бомбарды крепежные обручи сладить смогу!

Брови Альфреда взлетели куда-то под забрало. Лицо маркграфа сделалось озадаченным. Понятное дело: не каждый день встретишь бондаря, готового взяться за изготовление бомбард.

— Эй, колдун, — повелитель Верхних Земель поманил пальцем магиера.

Тот подъехал. Стража-охрана не отставала при этом от Лебиуса ни на шаг.

— Нужен нам бондарь? — спросил маркграф.

Магиерский капюшон качнулся из стороны в сторону. Отрицательно качнулся. Видимо, бондарь оберландцам был не нужен.

Лебиус что-то негромко сказал маркграфу. Альфред лениво махнул рукой. Стражники рывком подняли бедолагу на ноги, оттащили обратно, впихнули в толпу. Несчастный Дитрих-бондарь пытался объяснять, умолять и доказывать, но удар копейным древком под дых заставил его умолкнуть на полуслове.

Однако неудачная попытка бочкодела всколыхнула прочих умельцев, оказавшихся на площади. К оберландскому знамени отовсюду проталкивались люди, стремившиеся привлечь к себе внимание Чернокнижника.

— Я!

— Я!

— Я!

— Я! — доносилось из тесных рядов.

— Кузнец!

— Бронник!

— Горшечник!

— Шорник! — назывались мастера.

Процесс пошел. Кто-то выбирался из толпы сам. Кого-то выхватывала крепкая рука оберландского латника.

Объявившиеся умельцы падали к копытам маркграфского коня один за другим. Каждый доказывал, что именно он лучший и что без него никак нельзя.