Бич Божий - Уильям Дитрих

— И как они тебя ещё не убили?

Теперь наверху оказался гунн, но внезапно Ионас поднял кулак, и голова Скиллы откинулась назад от мощного удара. Его хватка ослабела, римлянин смог подняться, и противники расцепились.

— Беги к реке, — повторил он, с трудом переводя дыхание.

Если она добежит до реки, у неё ещё есть возможность скрыться. Карлик поможет ей отыскать дорогу, а Ионас сумеет совладать со Скиллой. И всё же у неё не хватило духа сдвинуться с места, хотя отчаяние побуждало её это сделать, и она продолжала глядеть на боровшихся мужчин. Неужели её чувства к римлянину глубже, чем она считала?

— Я тебя не брошу! — прокричала Илана и осмотрелась по сторонам, пытаясь найти палку или камень.

Гунн выплюнул кровь, сочившуюся из порезанной губы, по-медвежьи раскинул руки и вновь набросился на соперника. Ионас присел на корточки, поднял руки и нанёс Скилле серию новых, сильных ударов — слева, справа и после опять слева, пока гунн готовился к обороне. Он стоял, глупо разинув рот, а Ионас колотил его. Наконец Скилла растерянно пошатнулся и отпрянул назад, но в следующее мгновение упрямо и неловко рванулся к римлянину, и тот едва устоял на ногах. Послышался тяжёлый гул, и Скилла свалился на землю.

Римлянин устало выпрямился. Илана вспомнила, что ей нужно отдышаться. Она поняла, что гунн не знаком с приёмами бокса, которым обучали всех римских мальчиков.

Скилла покатился по тропе и встал на колени, оказавшись к ним спиной. Он опять закачался из стороны в сторону: очевидно, на него подействовали сквашенное молоко и барабанный бой ударов. Затем он слабо свистнул разбитыми в кровь губами, призывая Дрилку, и гуннский конь вновь, нервно пританцовывая, появился из мрака.

Скилла навалился на порядком потёртое седло, развернулся и достал меч из ножен. Он был готов убить соперника.

— Мне надоели твои уловки, римлянин.

Илана отыскала шест для сушения мяса и вернулась с ним к мужчинам.

Ионас согнулся и передвигался кругами, крепко сжав кулаки. Он посмотрел на лезвие меча, прикидывая, как бы от него уклониться.

— Илана, не трать время даром и не задерживай меня. Беги, беги скорее. Постарайся скрыться.

— Нет, — прошептала она и присела, не выпуская шест из рук. Вид у неё был решительный. — Если он убьёт тебя, то убьёт и меня.

В эту минуту до них донёсся новый голос — басовитый, как раскаты грома. Он сразу перекрыл остальные звуки.

— Эй вы, остановитесь!

Это был Эдеко. Скилла подпрыгнул, словно мальчишка, укравший фиги и пойманный на месте преступления. Он выпрямился и опустил меч. К ним приблизились и другие гунны с зажжёнными факелами. Струившийся от них свет упал на лицо воина, и все увидели на нём синяки и кровоподтёки. Дядя Скиллы выступил из толпы, и тут до Иланы внезапно дошло, что она полуобнажена. Она выронила шест и натянула разорванное платье, чтобы прикрыть грудь.

— Чёрт побери, Скилла. Что ты здесь делаешь и почему не доложил мне о своём приезде?

Гунн указал на Ионаса.

— Он на меня набросился, — злобно пояснил он дяде.

— А он набросился на Плану, — откликнулся Ионас.

— Это правда? — осведомился Эдеко.

Она осмелела и позволила себе распахнуть изодранное платье.

— Видите, он разорвал мою одежду.

Некоторые гунны уставились на неё, а другие засмеялись. Толпа окружила её, Ионаса и Скиллу. Там были мужчины, женщины, дети и собаки. Она почувствовала их едкое дыхание.

— И ты собирался убить безоружного римлянина? — с презрением спросил Эдеко.

Скилла сплюнул кровь.

— Он нарушил закон, напав на меня, и боролся не по правилам, а бил или увёртывался, точно обезьяна. Любой другой раб давно был бы мёртв. Да и что ему делать здесь, в темноте? У него полно обязанностей, пусть он их и выполняет.

— А что делал ты сам? Пытался изнасиловать женщину из дома твоего дяди. Его прислугу, — не остался в долгу Ионас.

— Это не было насилием. Это было...

Эдеко подошёл к племяннику, вырвал у него меч и брезгливо отшвырнул его в сторону. Меч описал круг в воздухе и упал на траву.

— Пусть Аттила во всём разберётся и скажет, кто из вас виноват.

Полководец с отвращением принюхался.

— Я чувствую, что от тебя пахнет кумысом, племянник. Неужели ты не мог подождать и выпить на страве?

— Я ждал. Только я успел подъехать к лагерю, как она встретилась мне по дороге. Вышла ко мне, чтобы повидаться...

— Это ложь, — прошипела она.

— Молчать! Мы идём к Аттиле!

Но король гуннов сам явился сюда, словно ночной кошмар, от которого некуда спрятаться. Он грубо растолкал толпу и направился к нам. Кости Рустиция больше не висели у него на груди, но дьявольские рога по-прежнему возвышались на голове. Он выступил вперёд, как карающий бог, и занял центральное место на этой «сцене». Нависло долгое молчание, пока он пристально разглядывал то Скиллу, то Ионаса, то Плану.

Затем Аттила произнёс:

— Двое мужчин и одна женщина. Такого никогда не случалось в мировой истории.

Собравшиеся весело заорали, а лицо Скиллы покраснело от обиды. Он с ненавистью посмотрел на Ионаса.

— Эта женщина — моя. И моя по праву. С тех пор, как её взяли в плен в Аксиополе, — возразил он. — Всё это знают. Но она мучает меня своим высокомерием и ждёт защиты от римлянина.

— Мне кажется, она в ней нуждалась, и он её хорошо защищал.

Толпа вновь заревела от хохота.

Скилла замолчал, осознав, что любая сказанная им фраза вызовет насмешку и он будет выглядеть ещё глупее прежнего. Его лицо распухло от ударов.

— Что же, эта ссора только оживила страву и сделала её интереснее. Очевидно, её ниспослали нам боги! — воскликнул король, повернувшись к толпе. — А вывод прост. Ей нужен один мужчина, а не два. Завтра эти двое сойдутся в смертельной схватке, и девушка достанется победителю.

Аттила посмотрел на Эдеко, и его полководец кивнул. Оба знали, каким станет исход.

Знала это и Илана. Ионас погибнет, а она обречена.

Диана слегка прогибалась подо мной, успев отвыкнуть от веса всадника, а я чувствовал себя скованным и неуклюжим. «Из тебя никогда не получится хороший солдат. Такой, как твой брат», — часто говорил мне отец, но какое это имело значение в Константинополе? Я гордился собой, поскольку был человеком мыслящим и меня выручал ум, а не воинская сноровка. Мне казалось, что я был предназначен для иной, более высокой цели. Но теперь мне больше всего на свете хотелось стать умелым наездником. Скилла смог бы несколько раз объехать вокруг меня, пока я стал бы неловко бросаться на него в моем тяжёлом снаряжении, мой большой овальный щит ударялся о круп Дианы, а рука быстро уставала от массивного копья. Носовой выступ и пластины по бокам моего островерхого шлема мешали периферийному зрению. В плетёной кольчуге было жарко даже в прохладные дни, а меч и кинжал у меня на поясе постоянно соприкасались с бёдрами и ляжками, что тоже было достаточно неудобно. Одно спасение: громоздкая броня укрывала меня от тысяч полупьяных гуннов, собравшихся в поле рядом с лагерем. Я их просто не видел. Они рассчитывали стать свидетелями мгновенной расправы и могли только спорить о том, скоро ли меня изрубят на куски.