Кроме шуток - Сара Нович

отец.

Все о-к?

Все хорошо, – сказала мать.

Где вы были?

У врача. – И отец кивнул на Скай.

С ней все в порядке.

Делали прививки? А рост у нее до сих пор выше среднего?

Выше, чем у 70 % детей!

Ух ты!

Он потянулся к Скай, осторожно взял ее на руку так, как держал ее отец, и поздравил с тем, что она может стать первым в истории Уоркманом, который будет хорошо играть в баскетбол.

Хочешь покормить ее? – сказала мать. – Капни на запястье.

Он взял бутылочку и стал смотреть, как Скай жадно пьет. Краем глаза он видел, что родители о чем‐то говорят; их жесты у него за спиной становились все более энергичными, но он был заворожен широко раскрытыми глазами Скайлар – по‐прежнему голубыми – и той сосредоточенностью, с которой она поглощала еду. Он поднял глаза, только когда отец топнул ногой по полу. Он хотел привлечь внимание матери, но и Остин, и Скай тоже ощутили вибрации и оба повернулись к нему.

Скажи ему ты.

И он, помрачнев, ушел в кабинет.

Сказать мне что?

Твой отец просто расстроен. Он не любит перемены.

Что случилось?

Мы были не у педиатра. Мы были у аудиолога.

Со Скай? Я думал…

Твой папа заметил, что она меньше реагирует на голоса и звуки. Я подумала: она же совсем маленькая, как тут поймешь? Но они провели тестирование, и ее порог восприятия повысился примерно до 40 децибел.

Она… слабослышащая?

Похоже на то. Но с помощью современных слуховых аппаратов слух можно усилить. Мы как раз делали слепки для вкладышей.

И папа расстроен?

Дай ей отрыгнуть, – сказала мама, протягивая салфетку.

Остин положил салфетку на плечо и, подняв Скай повыше, похлопал ее по спине.

Еще.

Он хлопнул сильнее; влажная отрыжка сотрясла их обоих.

Она рыгает, как старый дед! – сказал он, и они с мамой рассмеялись.

Не будь слишком строг к отцу. Когда родился ты, я была счастлива, что мне есть с кем поделиться культурой глухих. У него так было со Скай.

Культура слышащих?

Ну, знаешь, все эти подкасты, восхищение рифмами, ненависть к субтитрам?

Мать подмигнула.

Ну папа‐то не ненавидит субтитры.

Папа очень старается, чтобы для нас все было доступно.

Я знаю, – сказал Остин.

Ему просто нужно время.

Остин поднес к губам Скайлар бутылочку с остатками смеси.

А тебе?

Я как любила Скайлар, так и люблю. Я, конечно, боюсь, что ей придется трудно, и точно так же я боялась за тебя. Но…

Остин приподнял брови.

Это традиция, – сказала она.

И улыбнулась легкой озорной улыбкой. Бутылочка опустела, Скайлар заплакала, и Остин вернул ее маме.

И смотри, будь с папой поласковее.

Он кивнул и пошел в кабинет. На экране компьютера было открыто несколько таблиц, но его отец крутил в руках игрушку-пружинку.

Эй, – сказал Остин вслух.

Ты поговорил с мамой?

Да.

Порадовались за клан Уоркманов?

Что? Нет.

Извини. Я хватил через край.

Мама сказала, что ты расстроен.

Это меня не оправдывает.

Остин опустил глаза.

Конечно, это не имеет значения – глухая, слышащая. Но когда в тот день пришла медсестра с результатами, я начал вспоминать песни, которые моя мама пела мне в детстве. То, что я не мог дать тебе.

Мама сказала, что ты мне пел.

Отец улыбнулся.

Пел.

Мама сказала, что с аппаратом она будет хорошо слышать.

Будет.

С ней все будет о-к.

Папа жестом пригласил его подойти к нему и обнял его одной рукой. Остина охватило чувство гордости за то, что в этот раз он утешает своего отца.

Знаешь что?

Что?

То мясо, которое ты ел, было приготовлено очень давно.

Класс.

Я серьезно, ОЧЕНЬ давно.

Остин театрально застонал и стряхнул папину руку.

Как думаешь, мы сможем уговорить маму на бургеры? Перед большими праздниками, где надо много готовить, она обычно не против фастфуда.

И мы оба посмотрим на нее грустными щенячьими глазами.

А потом еще и Скай научим. Бедная женщина не сможет устоять!

Остин с папой вернулись на кухню в хорошем настроении, и мама просияла, увидев их вместе. Скайлар повернула голову, пытаясь на них посмотреть, и ее крошечная кривая улыбка даже отвлекла Остина от мыслей о Чарли, по крайней мере на время.

Чарли всегда относилась к праздникам неоднозначно. С одной стороны, ей доставляло немалое удовольствие видеть, как ее мать нервничает от перспективы приезда своей собственной матери. С другой стороны, это означало, что сама она тоже должна была терпеть присутствие бабушки.

Бабушка отличалась тем, что ее везде и всегда было слишком много. Она пользовалась духами с приторным, почти похоронным запахом лилий, совсем не похожими на легкий цитрусовый аромат матери Чарли. Ее волосы, тоже осветленные и подстриженные под каре, были начесаны на макушке, а туфли (цвета фуксии, на каблуке “рюмочка”) были менее практичными, чем любимые лоферы матери Чарли. И характер у нее был не подарок.

Шарлотта! – пронзительно взвизгнула бабушка, когда Чарли открыла дверь.

Она обхватила лицо Чарли, по‐французски запечатлела по поцелую на каждой ее щеке и сбила с ее уха процессор, так что он покатился по полу в прихожей.

Что ты сделала со своими волосами?

Ничего, – сказала Чарли.

Бабушка потянула за выцветшую бирюзовую прядь у основания ее шеи – летний эксперимент, о котором Чарли уже забыла. А эта ничего не пропустит.

А, ты об этом.

Чарли накрутила тускло-синюю прядь на палец и заправила ее обратно под остальные волосы. Бабушка уже потеряла к ней интерес и, стуча каблуками, направилась на кухню. Чарли повесила бабушкину шубу – бордовый мех, она очень надеялась, что искусственный, – на крючок и пошла следом.

Вкусно пахнет, – сказала бабушка, провела рукой по подоконнику, глянула на свои пальцы.

Мама, ну пожалуйста. Еще рановато для осмотра места преступления.

Бабушка спрятала руки за спину.

Я не сказала ни слова.

Я все вымыла.

Конечно, дорогая. Уайетт здесь?