Свинцовая воля - Валерий Георгиевич Шарапов

Лиходей медленно перевел свой сразу потяжелевший взгляд в ту сторону, куда ушел Семенов, но того уже видно не было.

Глава 15

О многом надо было подумать Илье Журавлеву после встречи с Семеновым, после того как они наладили оборванный два месяца назад при непредвиденных обстоятельствах столь необходимый для них обоих контакт. Теперь они могли связываться едва ли не ежедневно, но во избежание неожиданных накладок и других не менее серьезных событий, которые могли вольно или невольно привести к провалу секретной операции, следовало относиться к таким встречам более осмотрительно и лично общаться только в особо необходимых, крайних случаях. А чтобы все же быть в курсе дел друг друга, они договорились обмениваться короткими посланиями, пряча их в разных местах города, указывая в записке очередной тайник, день и время.

Теперь Журавлеву стало намного проще действовать в непривычной для него бандитской среде, потому что он был не один, и мог всегда положиться на своего товарища Семенова: принять от него нужную помощь или ценную подсказку, а его горячее дыхание за спиной придавало еще больше уверенности. Это все равно как в жестоком бою чувствовать крепкое плечо товарища. И что еще немаловажно, пропала острая необходимость уходить на съемную квартиру, ибо на прежнем месте Илья был осведомлен пускай и не во всех бандитских делах, но в большинстве это точно. Недолго им осталось заниматься убийствами, разбоем и грабежами, можно и потерпеть. А уж к Норе он как-нибудь подход найдет, на то она и баба. К тому же, как вчера выяснилось, уж больно девушка на передок слабая.

Илья со Шкетом еще долго бродили по городу, для видимости интересуясь съемными квартирами, и под вечер усталые вернулись к Норе. Журавлев за день так перенервничал, что сразу же уснул в своем сарае, как только его щека коснулась прохладной пахнущей сухим разнотравьем хрустящей поверхности подушки.

Ночью ему приснился все тот же странный сон о войне, где его, гвардии лейтенанта Илью Журавлева, фашисты прибили строительными гвоздями за руки и за ноги к бревенчатым стенам землянки. Он мучительно скрипел зубами и катал потную голову по подушке, изо всех сил желая освободиться от ужасов кошмарного сна. И только когда палачи шомполом от винтовки проткнули его горячее сердце, Илья громко застонал и проснулся. Сердце и в самом деле билось часто, глухой его стук отдавался в висках, а грудь давила непонятная боль, словно ее действительно пытались проткнуть. С сердцем у него было все в порядке (по крайней мере, так говорили все медики), и тогда вообще выходило уж совсем несуразное: во сне он настолько поверил в пытки, что перенес их в явь.

Илья сел, обхватив руками колени, чувствуя, как по его влажной от пота смуглой коже время от времени пробегает мелкая нервная дрожь, как у загнанного в бешеной скачке коня.

– Черт, так недолго и с ума спятить, – пробормотал он, недовольно поморщившись, и по-стариковски упираясь рукой в пол, с трудом поднялся, вышел наружу.

У стены сарая он присел на корточки, прислонившись к ней спиной в мокрой гимнастерке. Неудобно вытянув правую ногу, вынул из кармана галифе папиросы, прикурил, нажав большим пальцем дрожащей руки ребристый язычок трофейной зажигалки. Пуская колечки дыма вверх, Илья неохотно приподнял отяжелевшие веки, поглядел в синее предрассветное небо с плывущими на запад кучевыми облаками цвета грязного подтаявшего снега.

Он не помнил, как долго находился в таком положении. Даже, кажется, на какое-то время задремал, потому что, когда его негромко окликнула Нора, он увидел, что уже погасшая папироса, выроненная из ослабевших пальцев, лежит возле его босых ног, а на заметно посветлевшем небе вовсю сияет солнце и дымчатые облака кучерявыми барашками пасутся на одном месте.

– Чего тебе? – спросил Илья, не сразу поняв, что хозяйка от него требует.

– Говорю, чего расселся, – уже более грубо повторила девушка, и парень с удивлением отметил в ее больших глазах одновременно и ярость, и какую-то болезненную тягу к сексу с ним; видно, очень не любила эта стерва, когда ей отказывали. – Раз уж проснулся, помоги мне с делами, – не попросила, а приказала своенравная Нора. – Нечего бока отлеживать. Сегодня у Ливера день рождения, будут гулять все его ближайшие сподвижники. Мужик он хлебосольный, тут ничего не скажешь, дюже любит, когда водка рекой течет и столы от закуски ломятся. Да и сам он достойный, не чета некоторым, – она оценивающим взглядом скользнула сверху вниз по скрюченной фигуре сидящего на корточках Ильи. – Может статься, и тебя на свой день рождения пригласит. А как по мне, – Нора презрительно скривила симпатичное личико, оттопырив нижнюю губу, наглядно демонстрируя Журавлеву, что сама она считает его человеком слабовольным, не способным на стоящие поступки, – не достоин ты таких почестей.

– Это почему же? – неожиданно для себя обиделся Илья, и от такой несправедливости медленно поднялся в полный рост, с любопытством глядя на нее насмешливыми глазами. – Обоснуй.

– Потому что не мужик ты, – с холодком ответила Нора, продолжая глядеть на него с пренебрежением, старательно крепясь, чтобы не поддаться его чарам. – Бабу и ту не мог… оприходовать. Тряпка ты, а не мужик.

– Ну, знаешь, – растерянно пробормотал Илья, никак не ожидавший от девушки подобных слов, и развел руками: – Тут я действительно бессилен.

– А я о чем толкую, – усмехнулась Нора и глаза ее вспыхнули неистовым огнем, в котором любому мужику недолго и сгореть, как хрупкая спичка, если попасть в самое пекло этого пламени.

Дальше флиртовать становилось опасным, и, хотя молодость брала свое, Илья примиряюще попросил:

– Давай, Нора, без обид. Ты отлично знаешь причину.

Нервно покусав нижнюю губу в течение недолгого времени, девушка все же решила не продолжать болезненную для себя тему: было заметно, как стек нездоровый румянец с ее впалых щек и лицо приобрело привычный смуглый цвет. Уголки ее губ слегка дрогнули от едва обозначившейся улыбки, она хрипло сказала:

– Ладно, пойдем, поможешь вынуть из погреба водку, – и все ж не утерпела, чтобы не подковырнуть: – Думаю, здесь ты точно справишься?

Она круто развернулась и мелкими шажками босых ног пошла в дальний угол двора, где у забора