Разбойник и леди Анна - Джин Уэстин

Анна испустила долгий вздох, похожий на стон:

– Не желай того, что тебе неизвестно, Кейт.

Кейт улыбнулась, и ее карие глаза потеплели.

– Да, миледи, – сказала девушка, заканчивая омовение. Она нежно сжала плечо Анны, чтобы привлечь ее внимание. – Хочешь одеться?

– Хочу, чтобы ты отнесла ему весточку!

По испуганному выражению лица Кейт Анна поняла, что Кейт слышала о мужчине в оковах, которого держат в конюшне, и сжала руку девушки.

Кейт попыталась высвободить руку, но Анна еще сильнее сжала ее.

– Пожалуйста, ради Бога!

– Не могу! Для тех, кто идет против его светлости, уготованы Ньюгейт или Флит. А ты не побывала в чистилище, миледи, по крайней мере в таком, как я.

Она отпрянула от Анны.

– Право же, мне искренне жаль. Пожалуйста, не обрекай меня на наказание плетьми, мистрис.

– Ладно, Кейт, не бойся, – произнесла Анна.

Она не ожидала от девушки иного ответа, а теперь, когда получила его, утро обрело для нее некую законченность. Инстинкт подсказывал ей, что то, чего она просила от служанки, было гораздо больше, чем просто передать весточку. Она просила девушку предать своего господина, а такое оскорбление нанести было нелегко.

– Я сама оденусь, Кейт. В котором часу свадебный ужин?

– В шесть, миледи.

Анна сделала глубокий вдох, ощутив при этом слабый запах колокольчиков в вазе возле кровати. Должно быть, это Кейт поставила в нее цветы.

– Я буду готова к шести. Ты свободна, Кейт.

– Благодарю тебя, миледи. Что-нибудь еще, миледи?

– Нет, Кейт, ничего. Больше я не хочу ничего на свете.

Горничная вышла из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь, и почти тотчас же открыла ее снова. Она прикусила нижнюю губу, потом произнесла, запинаясь:

– Я возьмусь доставить весточку, миледи. Что мне сказать?

Анна выкарабкалась из огромной кровати.

– Я напишу записку, – сказала она, торопливо оглядывая комнату в поисках бумаги и письменного прибора.

– Нет, миледи, я и так запомню. Если меня поймают, по крайней мере у них не будет доказательств моей вины.

Анна кивнула и взяла руки Кейт в свои:

– Скажи ему, что я люблю его всем сердцем и буду любить всегда. Скажи, что любой ценой я добьюсь его освобождения. Скажи, чтобы он не отчаивался. Сможешь все это запомнить?

Кейт несколько раз повторила сказанное Анной, краснея и запинаясь всякий раз, когда ей предстояло произнести слова любви.

– А теперь ступай, славная Кейт.

Анна сорвала с шеи кольцо с изумрудом, висевшее на шнурке. Оно принадлежало ее отцу и было подарено ей ее дядей, епископом, пытавшимся таким образом искупить свою вину.

– Отдай ему это.

Кейт с разинутым ртом уставилась на сверкающий камень в своей ладони, и на мгновение Анну охватила тревога. Такое кольцо могло принести служанке богатство, которого она не скопила бы и за две жизни. Однако Анна тут же забыла о своей тревоге. Между ней и Кейт был заключен союз без помощи слов, какой возможен только между двумя женщинами. Однажды Анна уже отказалась поверить девушке, но это было давным-давно, и то была совсем другая Анна Гаскойн. С тех пор, как Джон Гилберт вошел в ее жизнь, Анна стала жить и думать по-иному.

– Я доверяю тебе, Кейт, – прошептала Анна.

Кейт кивнула, спрятала кольцо на груди и вышла из комнаты. Анна услышала звук ее шагов. Тяжелые кожаные башмаки застучали по ступенькам черной лестницы.

Эмалевые французские часы, висевшие над камином в ее комнате, пробили шесть. Анна отстранила стражника, который должен был ее сопровождать в главный зал Уэверби-Хауса. Огромные канделябры, покачивавшиеся на цепях, бросали яркий свет на длинный банкетный стол, покрытый камчатной скатертью тонкой работы, и Анна заметила две солонки и стаффордширские блюда с позолоченными краями для четырнадцати человек. Перед каждой тарелкой сверкали полировкой тяжелые серебряные приборы, украшенные вместо ручек резными фигурками из слоновой кости, включая и новомодные вилки, а за каждым стулом стоял лакей в ливрее.

Эдвард Эшли Картер, лорд Уэверби, сидел во главе стола один.

Эдвард никогда не видел Анну более пленительной, хотя всегда считал ее соблазнительной и дразнящей, несмотря на показную скромность и целомудрие. Именно это сочетание обольстительности и невинности сводило короля с ума, и Эдварду приходилось признать, что при виде ее он забыл о своих обычных подозрениях и о том, что такая добродетель заставляет медлить с осуществлением целей, пока не становится слишком поздно.

Но все это в прошлом. Анна оказалась шлюхой, раз отказалась от него. Теперь он заставит ее покориться его воле, или сломает ее, или сделает сначала одно, а потом другое. Но Эдварду приходилось медлить с осуществлением своих планов, пока король не вознаградил его за нее, а такой награды приходилось ждать довольно долго. Он был на пороге банкротства: даже самые худородные из его кредиторов, такие, как сапожник, парикмахер и портной, уже барабанили в его дверь. Ответственность за такую наглость падала на старого Кромвеля, поскольку простолюдины не должны требовать у знатных плату за свои услуги.

Он подался вперед и выбрал зрелую ягоду клубники на блюде с фруктами, проглотил ее и слизнул с пальцев сок.

Анна отвела глаза, потому что была не в силах видеть клубнику – будоражащий образ Джона Гилберта, связанный с ягодами, заполнял все ее мысли.

– Добрый вечер, моя дорогая Анна. Хотя я и собирался отпраздновать его с друзьями, решил, что важнее, чтобы между нами снова установились близкие отношения.

Он внимательно посмотрел на нее и провел языком по губам.

– Надеюсь, ты вполне оправилась от своего жестокого заточения, чтобы принести на брачный алтарь нежный румянец.

Он улыбнулся ей, не вставая с места, чего требовал этикет, когда входила дама такого ранга. Но женщина, колесившая по лесам в мужской одежде с мошенником, не заслуживала подобной галантности, и Эдвард не собирался оказывать ей такую честь.

Казалось, Анна не заметила этого. Она села за стол и принялась играть со столовой ложкой. Эдвард отметил, что синее платье с неподобающе низким вырезом, присланное им в ее спальню, придавало ее изумрудным глазам оттенок холодных северных морей.

Он сделал знак дворецкому наполнить ее бокал, затем поднял свой в ее честь.

– Желаю тебе долгой жизни, любовь моя, а через год жду наследника. – Глаза его блеснули.

– А если в наследнике будет королевская кровь, тем лучше. Пусть мое имя носит какое угодно отродье, мне безразлично, только не менее знатного происхождения, чем я.