Павшая крепость - Роберт Энтони Сальваторе

И снова неистовый жрец на вершине груды запел; солдат сбоку метнул в Кэддерли кинжал, но с таким же успехом он мог бы бросить его вверх, стоя на горном склоне, – нож упал обратно в клубок, вонзившись в спину мертвого гоблина, лежащего рядом с барахтающимся великаном, громадное лицо которого горело чистейшей ненавистью.

Кэддерли взглянул на Данику и на обломок янтаря, который она держала. Из всех терзаний, которые молодому жрецу пришлось пережить, ни одно не могло сравниться с муками совести. Но сейчас он не имел права потерпеть поражение, не мог позволить собственной слабости поставить под угрозу его миссию и жизни всех добрых людей края. Он поводил рукой над камнем, пробормотал несколько слов, и янтарь снова засветился, наливаясь магической энергией.

– Брось его, – велел он девушке.

– В них?

Кэддерли подумал и пожал плечами, так, словно это не имело никакого значения.

– В сторону, – сказал он, показывая на дверной косяк, на котором висел жрец.

Даника все еще ничего не понимала, но послушно кинула заговоренный камень. Несколько футов он летел нормальным, предсказуемым курсом, затем пересек границу искаженной Кэддерли реальности и, описав дугу, врезался в общую кучу.

Слепящая вспышка – и курган вспыхнул. Люди закричали. Великан дико задергался, но бежать было некуда, и откатиться тоже – горело все. Это продолжалось долго, мучительно долго, хотя на самом деле прошло всего несколько минут, а потом единственным звуком в мертвой тишине комнаты стало потрескивание голодного пламени.

Пайкел вывалился из очередного люка и упал с пятнадцатифутовой высоты на пол коридора с громким «ух!», подхваченным эхом.

Оглушенный, потерявший равновесие дворф тряхнул головой, повел глазами и увидел Вандера – ну, по крайней мере, меховые унты Вандера, – приплясывающего (так показалось дворфу) среди тел мертвых огров. Другие сапоги, еще больше, чем у дуплоседа, двигались, стараясь попасть в ритм шагов танцующего Вандера, – должно быть, принадлежали они горному великану; также рядом наблюдались грязные босые лапищи еще одного огра.

Пайкел знал, что Вандеру необходима подмога, так что он решительно хрюкнул и попытался оторваться от пола.

Летящий сверху Айвен свалился брату прямо на спину. Рыжебородый дворф быстро очухался от сравнительно мягкой посадки и ринулся вперед, поняв отчаянное положение Вандера. Горный великан уже стиснул дуплоседа в сокрушительных объятиях, а огр с гигантской, утыканной шипами дубиной кружил вокруг них, выжидая подходящего момента.

– Предатель! – снова взвыл горный великан.

Вандер, ударив головой, сплющил противнику нос. Заревев, великан развернулся и шваркнул Вандера о стену с такой силой, что весь коридор затрясся. Вандер пошатнулся, пытаясь вскинуть меч, но огр атаковал его сбоку, ударив наотмашь своей палицей в висок дуплоседа.

Рухнув на колени, умирающий дуплосед заметил мчащегося Айвена и героическим усилием поднял меч, ткнув им, словно копьем. Лезвие вонзилось в плечо горного великана, отбросив монстра назад, к противоположной стене, и гигантские руки противника принялись нашаривать какую-нибудь опору, чтобы выдернуть поразившее его оружие.

Дубина огра опустилась снова, и Вандер больше ничего не видел.

Слезы заливали темные глаза несущегося по коридору Айвена. Он с разгону прыгнул на раненого великана и вонзил свой топор в толстый череп монстра. При виде дворфа огр взревел и кинулся на него, дико размахивая палицей.

Айвен отскочил, и шипастая дубина огра прочертила кровавые борозды на лице великана. Рухнув, чудовище неуклюже распласталось на полу.

– Ух, – с глупым видом простонал огр, а потом шарахнулся в сторону – топор Айвена угодил ему по ноге.

Крепкий дворф продолжал махать топором, точно трудолюбивый дровосек, рубя со страстью, и после четырех ударов огр повалился на пол.

За спиной Айвена великан замычал и попытался подняться. Вопль, сопровождаемый глухим стуком, какой издает встретившаяся с плотью дубинка, вызвал мрачную улыбку на лице рыжебородого дворфа.

Пайкел ударил оглушенного великана еще раз и замахнулся снова. Но упорный монстр, не собирающийся умирать, перехватил дубину дворфа и потянул ее в сторону.

Пайкел разжал одну руку и ткнул ею в направлении гиганта, который, казалось, ничего не понимал, пока что-то не выскочило из просторного рукава Пайкела, впившись сочащимися ядом клыками в физиономию удивленного великана.

Враг отпустил дубинку и отпрянул, в ужасе царапая саднящую рану. Он слышал воинственное «о-о-о-о!» Пайкела, когда тот опять вскинул оружие, но приближения смертоносного удара так и не увидел.

Потерявший палицу огр поднял руки, сдаваясь и моля о пощаде.

Это не произвело никакого впечатления на охваченного слепой яростью Айвена. За его спиной лежал погибший Вандер, и дворф пребывал явно не в том настроении, чтобы прислушиваться к тому, что может сказать отчаявшийся монстр. Топор его поднимался и опускался, рубя плоть и кости, и к тому времени, как подоспевшая Шейли опустила руку на плечо Айвена, успокаивая его, вопли огра стихли навечно.

Человек у стены застонал, и Даника мгновенно оказалась рядом с ним, грубо завернув руки неприятеля ему за спину и ткнув лицом в твердый камень.

– Так сколько времени твое заклинание будет прикрывать нас? – бросила она Кэддерли.

– Недолго, – ответил молодой жрец, удивленный ее резким тоном.

– А что делать с ним? – Даника дернула вывернутые руки плененного солдата, вызвав еще один стон избитого человека.

– Ты с ним полегче, – попросил Кэддерли.

– Как ты с ними? – саркастически осведомилась Даника, махнув рукой на дымящуюся груду.

Теперь Кэддерли понял гнев девушки. Бой был жестоким, и зловоние горелой плоти напоминало об этом.

– Почему ты не сказал мне, что сделает этот камень? – Вопрос Даники прозвучал отчаянной мольбой.

Для Кэддерли наступили нелегкие минуты размышления над этой сменой ролей. Обычно именно он оказывался слишком мягкосердечным, он втягивал всех в неприятности, отказываясь чересчур жестко сражаться с явными врагами. Он сохранил жизнь Дориген в Шилмисте, когда она, беспомощная, лежала перед ним на земле, хотя Даника и настаивала, чтобы юноша прикончил колдунью. А сейчас Кэддерли поступил безжалостно, сделав то, чего требовала ситуация, наперекор собственным мирным инстинктам. Кэддерли не раскаивался – он знал, что все люди в сожженной груде несли зло в сердцах, – но молодой жрец весьма удивился реакции Даники.

Девушка еще раз дернула руки пленника, словно пытая его болью Кэддерли, мстя юноше за то, что он пошел против своей природы, противореча очевидным желаниям.

– Он незлой человек, – мягко сказал Кэддерли.