Дерзкое предложение дебютантки - Энни Берроуз

Она сделала глубокий вдох.

— Я хотела поблагодарить тебя за то, что вернул мне моего папу. Ох, неправильно прозвучало! Понимаешь, когда он женился вторично и передал меня на попечение мачехи, я решила, что он просто умыл руки. Или что любит свою новую жену куда сильнее, чем меня. Это было… ужасно.

Она тяжело вздохнула.

— Но теперь, когда ты выяснил, что случилось на самом деле, я знаю, что все было совсем не так. Он женился на мачехе, потому что думал, будто так будет лучше для меня. Он решил, что подвел меня, а не наоборот. Значит, он не переставал любить меня…

— Я рад, что сумел хотя бы частично исправить причиненный нам тогда вред, — хрипло проговорил Эдмунд. — Те события нашей жизни отравили все, что с нами случалось впоследствии. Для меня, по крайней мере. Чувства бурлили во мне, как бы я ни пытался их подавить. Это было так же бесполезно, как стараться удержать поднимающийся от реки утренний туман. Иногда, когда солнце припекает особенно сильно, он полностью застилает вид. Только туман ты и видишь. И чувствуешь себя в нем невероятно одиноким. Даже когда его нет, ты знаешь, что он неуловимо существует и способен полностью поглотить окружающий пейзаж.

— О, Эдмунд, как ты поэтично сказал! И совершенно верно.

Он кивнул и больше ничего не добавил. Разговаривать стало невозможно, поскольку экипаж выехал на оживленную улицу. Сама Джорджиана не сумела бы облечь свои мысли в слова. Ей следовало лучиться от счастья, ведь Эдмунд готов предложить ей тот брак, о котором она просила в самом начале. Но ее первой реакцией стала вовсе не радость, а… смятение. Потому что ей хотелось поцеловать его с тех самых пор, как он отвел ее в Музей Баллока, где они говорили о превращении гусениц в бабочек. А еще ей хотелось иметь детей, даже если для этого придется сделать то, чем слуги занимались на конюшне.

Тщательно обдумав увиденное, Джорджиана пришла к выводу, что горничная тоже активно участвовала в процессе: гладила руками спину конюха и время от времени даже сжимала его омерзительные волосатые ягодицы, будто поощряя продолжать.

Почему Джорджиана никогда прежде не задумывалась об этом?

Потому что смотрела на происходящее глазами ребенка, вот почему. На ее восприятие повлияли и воспоминания о предательстве, и созревание собственного тела, и слезы горничной, и равнодушие конюха, и несправедливость всего произошедшего.

Закрыв глаза, она попыталась без предубеждения восстановить в памяти случившееся. Не думая о последовавших событиях, сообщивших сцене оттенок порочности и тревожности. Без… тумана, застилающего глаза, о котором говорил Эдмунд.

Джорджиана представила себя распростертой на соломе с разведенными в стороны ногами и лежащего на ней сверху Эдмунда. Без бриджей. Она тут же открыла глаза, шокированная охватившим ее при этом возбуждением.

Когда они приехали к ней домой, она пригласила его зайти выпить чаю, но он отказался. Ей с трудом удалось скрыть разочарование. Как бы то ни было, он и без того потратил значительную часть дня на то, чтобы осушить ее слезы и убедить, что рад на ней жениться. У него полно других, куда более важных дел.

Со вздохом стянув перчатки, Джорджиана стала подниматься по лестнице, едва переставляя ноги. Бедный Эдмунд. Женится на ней из чувства необходимости загладить вину… что за нелепость! Эдмунд ни в чем не виноват, так что и заглаживать нечего. Хотя то, что он так считает, объясняет его доброе к ней отношение, да и ко всему их семейству, с тех пор, как встретил их в Лондоне.

— Что с тобой? — Сьюки была в гардеробной, куда Джорджиана пришла положить капор и мантилью. — Разве тебе не понравилась прогулка? — Сьюки состроила рожицу. — Глупо даже спрашивать, это само собой разумеется. Лорд Эшенден, должно быть, уморил тебя скукой.

— Ничего подобного он не делал, — возмущенно запротестовала Джорджиана.

— Почему же тогда ты выглядишь такой угрюмой?

Джорджиана в очередной раз вздохнула.

— Все дело в том… при каких обстоятельствах случилась помолвка. — Она засунула капор в коробку. — Я переживаю из-за того, что брак со мной — совсем не то, чего он на самом деле хотел. — Закрыв крышку, она поставила коробку обратно на полку.

Сьюки усмехнулась:

— И на этом все? Джорджиана, ну ты и глупышка! Он не мог не знать, что случится, если его застанут в твоей спальне. И все же пришел. Значит, он был готов рискнуть.

— Да, он так и сказал, однако это не то же самое, как если бы он решил жениться на мне и сделал предложение по всем правилам, правда? — Она плюхнулась на стул, стоящий возле высокого зеркала.

Сьюки нетерпеливо махнула рукой.

— Кому есть дело до того, что он думал или почему повел себя подобным образом? Ты теперь станешь графиней, а у меня появится очень богатое приданое. А значит, платьев будет в изобилии! — Схватив шаль и подняв ее над головой, она закружилась по комнате, едва не сбив стоящие на каминной полке свечи.

— Жизнь состоит не из одних нарядов, — возразила Джорджи, отклоняясь в сторону, когда конец шали едва не задел ее по носу.

— А из чего же тогда? — Сьюки прекратила кружиться и накинула шаль на голову, так что та закрыла ей лицо наподобие вуали.

— Из необходимости стать хорошей женой, например, — с тоской в голосе отозвалась Джорджиана.

— Не понимаю, почему ты из-за этого переживаешь? Это же так просто.

— Неужели?

— О да, — жизнерадостно отозвалась Сьюки, легким движением перемещая шаль себе на плечи. — Мама говорит, что всего-то и нужно, что с самого начала спросить мужа, чего он хочет от жены, а потом притворяться, что так и делаешь.

Джорджи подперла кулаком подбородок.

— Он уже сказал мне, чего хочет, — детей. Наследников, — печально добавила она, вспоминая причину, по которой он отверг ее предложение. — Но…

Сьюки пожала плечами:

— Да, я тебя понимаю. Ты представляешь, что придется исполнять свой долг в спальне. С ним.

— Незачем делать такое лицо. Уверена, все будет совсем не… — Она не сразу сумела подобрать подходящее слово.

— Отвратительно, — подсказала Сьюки.

— Отвратительно совершенно определенно не будет.

Чудо, что она сумела вспомнить сцену на конюшне без содрогания и даже испытала прилив возбуждения, мысленно представив себя и Эдмунда участниками действа.

Но Сьюки она в этом не признается.

— Ну, потому что, когда мужчина берет меня за руку или даже смотрит на меня особым взглядом, я чувствую себя… грязной, — с содроганием пояснила она. — Но когда то же самое делает Эдмунд, это вызывает совершенно противоположные чувства. У меня тут как будто бабочки порхают. — Она прижала руку к животу. — А когда он меня поцеловал…

Сьюки взвизгнула.

— Он тебя поцеловал? Когда? — Она немедленно устроилась на полу у ног Джорджианы.