Человек-Паук. Вечная юность - Стефан Петручо

Поэтому он только и сказал:

– Не могу.

И ушел.

Размышляя о том, что общение с Джоной хоть раз в жизни обещает быть не самой мучительной частью дня, Питер направился в редакцию «Бьюгл». Приболевшей Бетти на месте не было, в ее отсутствие на звонки пытался отвечать вежливый, но совершенно сбитый с толку практикант. Едва взглянув на Питера, он не сказал ничего.

По дороге в кабинет Джеймсона Питер столкнулся с Робби Робертсоном, и тот сочувственно положил ему руку на плечо.

– Рэнди рассказал мне, что случилось с твоей тетей. Надеюсь, она поправится.

Питер с трудом растянул губы в неестественной улыбке.

– Спасибо, мистер Робертсон.

Редактор раздела новостей прижал согнутый палец к губам, точно решая, стоит говорить, что у него на уме.

– Пит, прежде чем ты пойдешь дальше, я хочу тебе кое-что показать.

Повернувшись спиной к остальным, он приподнял белую рубашку, обнажив пятидюймовый шрам посреди живота.

– Вырезали аппендикс, когда я был в старших классах, перед лапароскопией. Хирург «Скорой помощи» оставил некоторое кровотечение, и им пришлось снова лезть туда и прижигать его. Испугался ли я? Конечно. Но справился. И ты тоже можешь.

Не зная, что сказать, Питер тупо кивнул.

– Кто это там? Не наш ли неблагодарный бездельник, называющий себя фотографом?

«По крайней мере, хоть Джей-Джей-Джей будет говорить только о деле...»

Дверь распахнулась. Джеймсон наставил на него карандаш.

– Ну да, он и есть!

Питер показал ему камеру:

– Принес новые кадры с Паучком.

Джона прищелкнул языком.

– Значит, родная тетя в госпитале, а ты болтаешься с этим самоуправцем? Парень, я был о тебе лучшего мнения.

Питер всплеснул руками:

– В прошлый раз вы кричали, что выгоните меня, если я не принесу новых снимков как можно скорее!

– Конечно, теперь виноват тот, кто дает тебе зарабатывать на жизнь. – Джеймсон схватил камеру и начал листать кадры. – Пфе! Я мог бы заполнить этим всю первую полосу: грозный Паук побит десятилетним мальчишкой. Но не стану – и знаешь, почему?

– Потому что читателям давно надоели ваши нападки на Человека-Паука?

– Нет! Погоди-ка, этот новый практикант – что, показал тебе результаты последнего опроса? Ладно, но дело совсем не в этом! Я не возьму эти снимки по одной-единственной причине – чтобы преподать тебе урок о жизненных ценностях. – Он погрозил пальцем перед самым носом Питера. – Главное в жизни – семья!

Учитывая госпиталь, лекции и скрижаль, Питер ожидал, что день выдастся насыщенным, но и не думал, что одно только утро покажется ему двумя неделями.

Поэтому, переодеваясь Человеком-Пауком и поднимаясь наверх, подальше от тротуаров, он не обманывался насчет того, что акробатика поможет развеяться. Его снедало не привычное чувство вины и даже не ощущение несправедливости мира.

И не «о нет, все меня ненавидят!».

И даже не «я нужен тете Мэй, но не могу быть с ней!».

Он просто с тошнотворной ясностью осознал: тетя Мэй действительно может умереть.

В глубине души он знал, что когда-нибудь это произойдет. Но она была ему как мать, она была единственной опорой в его жизни. Ему ненавистна была даже мысль, что у нее могут замерзнуть ноги, если ей не хватит одеял, не говоря уже о том, что однажды ее закопают в землю среди бесконечного поля камней.

Приземляясь на заднюю стену корпуса Медико-биологических наук, он все еще размышлял об этом, и далеко не сразу вспомнил, зачем явился сюда.

«Я так запутался, что не способен ясно мыслить. Неудивительно, что тетя Мэй не хотела говорить мне о своей болезни».

Он постучал в стекло. Однорукий человек, работавший в лаборатории в одиночестве, отвернулся от вычислений на доске и приветливо улыбнулся при виде Человека-Паука. На этот раз Питеру не пришлось искать специалиста по иероглифам в Интернете. Случилось так, что один из тех двоих, что сумели прочесть письмена на скрижали, доктор Курт Коннорс, был адъюнктом в Государственном университете и не сегодня- завтра должен был дорасти до профессора.

Он открыл окно и махнул рукой, приглашая Человека-Паука войти.

– Чем могу помочь?

Спрыгнув на пол, Человек-Паук снял со спины приклеенную паутиной скрижаль.

– Новости неприятные, но...

Коротко рассказав о вчерашнем происшествии, он показал Коннорсу снимки.

– Мог ли Сильвермэйн остаться в живых?

Помрачнев, Коннорс обвел пальцем лицо мальчишки.

– Сходство заметно, особенно глаза. Но, честно говоря, я понятия не имею, возможно ли такое и что все это может означать.

– На скрижали есть какие-нибудь инструкции? Типа: примите две и позвоните утром?7

Коннорс кивнул.

– Вычленяя из текста формулу, мы с Уэсли ограничились чисто химическими проблемами. Если с текстом поработать еще, думаю, я узнаю что-нибудь новое. Не хочешь оставить ее у меня?

Человек-Паук покачал головой.

– Док, вы один из очень немногих людей в мире, кому я доверяю, но, пока я не узнаю, кому и зачем нужна эта вещь, я не хочу упускать ее из виду. Исключительно в целях безопасности – и вашей, и остальных. Нельзя ли скопировать ее – ну, там положить сверху бумагу и потереть углем, или еще как-нибудь?

– Уголь не поможет: значение символов может меняться в зависимости от глубины резьбы. – Доктор задумчиво постучал пальцем по подбородку и огляделся. – Трехмерного сканера у меня нет, но есть быстрозастывающий силикон. Я пользовался им, делая слепки с ископаемых остатков древних организмов. Сомневаюсь, стоит ли применять его для такого единственного в своем роде артефакта, но камень вроде бы прочен, да и выбор у нас небогат. Можешь подождать пятнадцать минут?

Человек-Паук взглянул на часы. До углубленной экспериментальной физики оставалась еще куча времени.

– Ради уникальной реликвии? Конечно.

Он положил табличку на стол. Коннорс покрыл ее смазкой, залил жидким силиконом и вдавил его в резьбу. Наблюдая за ним, Человек-Паук вновь задумался о тете Мэй.

«Он – один из немногих, кому я доверяю. Почему бы не довериться ему еще в одном?»

– Док, можно еще вопрос? Личный.

– Шутишь? – улыбнулся Коннорс. – Ты спас мою семью от смерти. Если бы не ты, я прожил бы остаток жизни хищником без малейших проблесков разума. Спрашивай, о чем хочешь.

– Окей, – вздохнул Питер. – Одному человеку, которого я люблю, нужна пересадка печени. Лучший донор – это я. Но мое тело и кровь, они... Для начала – они радиоактивны, из-за этого я и стал тем, кто я есть. Я очень хочу помочь, но боюсь, что по этой причине не подхожу.