Лоуни - Эндрю Майкл Херли

Помнится, это была дорогая на вид кожаная куртка с широкими отворотами и поясом с круглой пряжкой. Генри вывернул куртку наизнанку, осматривая ее на предмет повреждений, потом поплевал на ладонь и счистил кончиками пальцев прилипший мох.

— Ты веришь в Ад? — спросил он.

— Так же, как и в Деда Мороза, — засмеялся я.

— Я серьезно. Что, если Ад действительно существует?

— Он не существует.

— Да-a, а вдруг?

— Это просто идея. И больше ничего.

— Но откуда взялась эта идея?

— Из чьего-то воображения.

— Невозможно вообразить что-то подобное. Никто не способен изобрести Ад. Это как изобрести воздух. Он всегда был.

— Слушай, не переживай по поводу отца Уилфрида. Я что-нибудь придумаю.

Генри слабо улыбнулся, надел куртку, застегнул пояс и пошел вывести свой велосипед из колючего кустарника, куда Пол, разумеется, закинул его.

— Спасибо тебе, Смит, — сказал он.

Мальчишка поставил одну ногу на педаль, оттолкнулся и, как только велосипед тронулся, перекинул другую ногу через седло и выехал за ворота. Переднее колесо у него вихлялось. Велосипед был слишком велик для него. Или он сам был слишком велик для этого велосипеда. Или одно, или другое.

Я немного помедлил, раздумывая, не пойти ли мне тоже домой. Пусть вся эта история рассосется сама собой. Но насколько я знал отца Уилфрида, он не оставит это просто так, и в любом случае мне было жаль Генри. Если его мамаша заставит его силком вернуться, в чем он был уверен, будет несправедливо, если ему придется выносить ярость отца Уилфрида, когда он не сделал ничего дурного.

Все это звучит очень благородно, но на самом деле я просто не хотел, чтобы Пол восторжествовал, оттого что ему удалось сделать из Генри мальчика для битья.

Я поднялся по ступенькам в ризницу. Отец Уилфрид в кабинете продолжал переворачивать все вверх дном в поисках дневника.

— Да? Что такое, Смит?

— Я знаю, где ваш дневник, преподобный отец.

— А, Маккаллоу сознался, что украл его, да?

— Нет, преподобный отец. Генри не брал его.

— Тогда кто же? Пиви?

— Нет, преподобный отец.

— Ты?

— Конечно нет, преподобный отец.

— Конечно же не мисс Банс, — сказал он.

— Это не мисс Банс.

— Она последние несколько недель все делает второпях. Говорит о том, что покидает Сент-Джуд. Переезжает.

— Преподобный отец, это не она.

Отец Уилфрид остановился и сел в деревянное кресло. На столе у него лежала одна из его старинных шпаг.

— Что бы я ни делал, все идет прахом, — сокрушался он, взяв в руки шпагу и осматривая лезвие. — Почему Маккаллоу не может измениться?

— Не знаю, преподобный отец, — вздохнул я.

— Я наказываю его, а он все равно грешит. Когда он поймет, что я стараюсь спасти его?

— Не знаю, преподобный отец.

— Я страшусь за его душу, как за свою собственную.

— Да, преподобный отец. Я знаю, что вы страшитесь за него.

Священник переключился на изображение Иисуса над умывальником:

— Когда он осознает, что я даю ему уроки из любви к нему? Потому что я люблю его. Если я могу кого-то спасти, пусть это будет он.

— Преподобный отец, ваш дневник.

— Да, что с ним?

— Я говорил вам, что я знаю, где он.

— Кто взял его? Маккаллоу?

— Нет, преподобный отец.

— Где же он тогда?

— На колокольне.

— На колокольне? Как он туда попал?

— Не знаю, преподобный отец. Может быть, вы забыли его там по ошибке.

— Да, возможно. Я не помню…

— Хотите, я принесу его вам, преподобный отец?

Отец Уилфрид очнулся и посмотрел на меня:

— Не знаю, что бы я делал, если бы потерял дневник, Смит. В нем все, понимаешь? Все. Именно с его помощью я сохраняю контроль над своими мыслями. Благодаря дневнику я понимаю, откуда взялась та или иная мысль. Я могу проследить ее источник. Могу определить место, откуда все пошло не так. Это карта. Понимаешь?

— С чем все пошло не так, преподобный отец?

— С Маккаллоу.

— Принести вам дневник, преподобный отец?

— Нет, нет. — Отец Уилфрид раздраженно махнул рукой. — Я сам пойду на колокольню.

Он вышел. Я последовал за ним и долго смотрел, как он идет вдоль прохода и разговаривает сам с собой. Не знаю, отдавал ли он себе отчет в том, что по-прежнему держит в руке шпагу.

Новорожденный ягненок вызвал столько волнений, что завтрак растянулся надолго, так что к мессе мы отправились с опозданием. Но никто особенно не беспокоился, все веселились, как это всегда бывало в пасхальное Воскресенье, и предвкушали посещение обители на следующий день.

В фургоне мистер Белдербосс достал гармонику, и все исполнили «Придите, наш Господь воскрес» и «Иисус живет, и я живу». Мисс Банс впервые за эти дни начала улыбаться. Мать сидела с закрытыми глазами, радуясь редкому солнцу, своим появлением благословившему побережье в это утро. В его лучах море приобрело глубокий синий цвет, какого я здесь никогда не видел раньше. Ко мне вернулась надежда, которую ощутил в Сент-Джуд, когда мы только выехали в Лоуни. Не нужно было ни о чем беспокоиться. Паркинсон и Коллиер повесили эту жуткую штуку в лесу, чтобы напугать нас, но этим как будто угроза и ограничилась. Они были не более чем детьми-переростками, увлеченными игрой «Стукни в дверь и беги».

Я впитывал все, что дарило это утро, — теплый солнечный свет, мягкие тени на полях, сверкание вод ручейка, бегущего под ивами к морю, — и смог убедить себя в том, что нам никто не может причинить вред.

Теперь я смеюсь, вспоминая собственную наивность.

* * *

Показался невысокий шпиль церкви Священного Сердца, и мы перестали петь, чтобы услышать колокольный звон. Но колокола не звонили. Слышно было только блеяние овец в поле.

— Это странно, — заметил мистер Белдербосс. — Там всегда звонят в пасхальное Воскресенье.

— Я знаю, — отозвался Родитель. — В Пасху всегда звучит полный перезвон.

— Почему все стоят снаружи? — спросила мисс Банс, когда мы подошли к церкви.

— Что происходит, преподобный отец? — присоединилась к ней миссис Белдербосс.

Отец Бернард остановил фургон, мы вышли, чтобы присоединиться к прихожанам, столпившимся перед входной дверью.