Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки - Селвин Рааб

Из одиночной камеры Валачи отправил сообщение федеральным агентам по борьбе с наркотиками о том, что он готов рассказать все, что знает о своей 30-летней мафиозной карьере. Валачи и агенты знали, что ненависть Дженовезе гарантировала, что его убьют, как только он будет осужден и вернется в общую тюрьму. С министерством юстиции была заключена сделка: Валачи признал себя виновным в непредумышленном убийстве второй степени, и в обмен на раскрытие того, что он знал о мафии, ему была обещана пожизненная защита в качестве изнеженного заключенного.

Хотя информация Валачи ограничивалась его опытом работы в районе Нью-Йорка в качестве рядового солдата в окопах, он нарисовал первое четкое полотно жизни внутри мафии. Он подтвердил существование пяти семей, обрисовал их организационную структуру, раскрыл тайную церемонию вступления в ряды «крови», объяснил эффективность клятвы омерта и определил лидеров каждой семьи, тем самым впервые прикрепив к каждой боргате табличку с именем. Из отчетов Валачи были разрушены или доказаны мифы и смутные теории о мафии. Конфиденциальные «жучки» и прослушки Гувера были большой победой ФБР в разведке, но смысл фрагментов разговоров и заумных ссылок ускользал от агентов. Однако Валачи, немного поднатужившись, нашел Розеттский камень для одной загадки: общее идентификационное имя, используемое всеми семьями.

Агенты часто встречали упоминания, начинающиеся с итальянского слова, которое звучало для них как cosa — вещь, или casa — дом, или causa — причина. Иногда агенты переводили фразу как casa nostra, наш дом, или causa nostra, наше дело. Nostra означает «наш». Опытный дознаватель ФБР Джеймс П. Флинн поднял тему загадочного выражения в разговоре с Валачи, потребовав узнать, используют ли семьи название «мафия».

«Нет, — ответил Валачи. — Это не мафия. Это выражение, которое используют посторонние».

Вступая в перепалку с Валачи, Флинн блефовал, говоря, что знает, что настоящее имя начинается с cosa, и ждал ответа. Агент вспомнил, что Валачи покраснел, а затем сказал: «Коза Ностра. Значит, вы знаете об этом».

Коза Ностра. Наша вещь. Оно стало частью американской идиомы. Раскрытие секретного названия организации стало для Гувера восхитительным бюрократическим триумфом над Гарри Анслингером, главой Бюро по борьбе с наркотиками, который в течение двадцати лет отстаивал название «Мафия». Забыв о своих прежних заявлениях о существовании преступной организации с национальными связями, Гувер присвоил себе полную заслугу в том, что открыл название страшного преступного синдиката. Продолжая запрет ФБР на название «Мафия», Гувер, добавив к нему ненужный артикль, утвердил «Ла Коза Ностра (неточно, «Наша вещь»)» и аббревиатуру ЛКН в качестве единственного правильного наименования преступной организации в официальных документах и заявлениях ФБР. Однако другие правоохранительные органы, официальные лица и средства массовой информации продолжали использовать мафию как не менее точное обозначение семей и Комиссии.

Роберт Кеннеди воспользовался перебежками Джо Валачи как идеальной опорой, чтобы заручиться поддержкой Конгресса и общественности для нападения на новоиспеченную ЛКН или мафию. Напоминая общественности о слушаниях в комитете Кефовера, осенью 1963 года Валачи был представлен по телевидению на слушаниях в комитете по расследованиям сенатора Макклеллана как первый в стране надежный свидетель о внутренней работе мафии. В отличие от безликого Фрэнка Костелло на слушаниях в Кефовере, Валачи появился перед камерами на виду у всех и под мягкими вопросами сенаторов рассказал о своем посвящении в мафиози, об убийствах, о которых он знал, и о другом своем гнусном опыте в качестве солдата.

ФБР продемонстрировало комитету и телезрителям фотографии, диаграммы и графики, пытаясь представить семьи как жестко организованные военные подразделения, со строго определенными обязанностями для каждого звания. Хотя в целом это было точное описание структуры каждой семьи, в портрете упускался тот существенный момент, что каждый член семьи был индивидуальным предпринимателем, который должен был быть добытчиком и производителем, чтобы выжить, процветать и продвигаться по службе. Валачи подчеркнул необходимость нелегальных деловых навыков, когда сенатор Карл Мундт из Южной Дакоты спросил его, получает ли он регулярную зарплату от босса семьи. «Вы не получаете никакой зарплаты, сенатор», — объяснил Валачи, добавив, что часть награбленного приходится отдавать иерархам.

«Ну, тогда вы получаете долю», — продолжил Мундт.

«Вы ничего не получаете, — сказал Валачи. — Только то, что заработаешь сам. Вы понимаете?»

На вопрос сенаторов из сельских и сельскохозяйственных штатов о большом количестве итало-американцев из больших городов в рэкете, Валачи дал обоснованное объяснение. «Я говорю не об итальянцах. Я говорю о преступниках».

Перед тем как выступить на публике, Валачи обучали агенты, снабжая его информацией о других семьях, которую бюро получало с помощью электронного наблюдения. Валачи считал, что его откровения перед комитетом проистекают из его собственного опыта и глубокого понимания американской мафии. Гувер использовал его в качестве передатчика для обнародования фактов, которые ФБР хотело, чтобы Конгресс и общественность знали о мафии, не раскрывая, что эти данные были получены неконституционными методами.

Знания Валачи о Козе Ностра в основном ограничивались его деятельностью в одной команде или подгруппе семьи, и ему не хватало улик и зацепок, которые могли бы привести к единому обвинительному заключению. Не зная подробностей о других нью-йоркских семьях и боргатах в других частях страны, Валачи даже не знал, что чикагская мафия называла себя «Аутфит», новоанглийская — «Офис», а буффалоская — «Рука». Кроме того, он прибегал к историческим справкам, вводя ФБР и сенаторов в заблуждение, заставляя их принять страшную историю о «Ночи сицилийской вечерни».

Когда Лаки Лучано организовал убийство Сальваторе Маранцано в сентябре 1931 года, рассказывал Валачи завороженным сенаторам, волна бандитских убийств уничтожила врагов Лучано по всей стране. Валачи ошибочно подтвердил давно ходившие слухи о том, что число погибших варьировалось от дюжины до более чем ста человек, причем сорок из них были уничтожены в один день массовых казней. Верующие в предполагаемую резню назвали ее «Сицилийской вечерней» — отсылка к жестокому восстанию против французов в XIII веке. В 1987 году ФБР подтвердило версию о «вечерне» 1931 года, сославшись на нее в официальном отчете по истории Козы Ностра.

Но проведенное в 1976 году историком Гумбертом С. Нелли исследование бандитских разборок за две недели до и две недели после убийства Маранцано опровергло выдумку Валачи о «вечерне». Нелли обнаружил, что в день убийства и в последующие три месяца было зарегистрировано три убийства в стиле мафии в районе Нью-Йорка и одно в Денвере. Было неясно, связаны ли эти четыре убийства с убийством Маранцано, и они, конечно, не представляли собой кровавую баню.

Несмотря на недостатки Валачи, его показания позволили