Сказки американских писателей - Вашингтон Ирвинг

спокойно слышать о том, что кто-то из смертных обладает хоть половиной его силы. Вот почему последнее замечание пигмеев уязвило его больше, чем их мечи. Приподнявшись на своем ложе в довольно мрачном расположении духа, он зевнул так, что рот его открылся на несколько ярдов, протер глаза и повернул наконец свою тупую башку в том направлении, куда указали ему с такой готовностью его маленькие друзья.

Но едва взглянув на незнакомца, он тотчас же вскочил на ноги и прошел несколько миль ему навстречу, размахивая по пути огромной сосной так, что она со свистом рассекала воздух.

— Кто ты такой? — прогремел великан. — И что тебе нужно в моих владениях?

У Антея была одна особенность, о которой я вам ещё не рассказал, боясь, что если вы сразу услышите о таком множестве чудес, то едва ли поверите и половине из них. А вам следует знать, что, когда этот грозный великан прикасался к земле рукой, ногой или любой другой частью тела, он становился ещё сильнее прежнего. Его матерью, как вы помните, была Земля, и она его очень любила, так как он был самым рослым из всех её сыновей. Поэтому-то она и придумала такой удивительный способ всегда поддерживать в нем силу. Иные утверждают, что с каждым таким прикосновением он становился раз в десять сильнее обычного; другие говорят, что сила его увеличивалась только в два раза. Но представьте себе, что Антей отправился на прогулку, задумав прошагать десять миль. Предположите, что каждый его шаг был равен ста ярдам, и попробуйте подсчитать, во сколько раз он становился сильнее, чем до прогулки, после того как опускался на землю. Всякий раз, как он садился отдохнуть и вновь подымался, силы его удесятерялись. Миру очень повезло, что Антей был ленив и неповоротлив и любым физическим движениям предпочитал покой; ведь если бы он суетился, подобно пигмеям, и так же часто, как они, прикасался к земле, то давно бы уже обладал достаточной силой, чтобы надвинуть, что называется, небо на уши людям.

Но неуклюжее, огромное существо вроде Антея напоминало гору не только своей величиной, но и полнейшим нежеланием двигаться.

Любой из смертных, за исключением того богатыря, которого встретил сейчас Антей, был бы напуган до полусмерти свирепым видом великана и его страшным голосом. Но незнакомец, по-видимому, нимало не смутился. Он поднял свою дубинку и начал ею небрежно помахивать, оглядывая при этом Антея с головы до ног. Казалось, он нисколько не смущен его гигантской фигурой, — больше того, всем видом своим он показал, что такие великаны ему не в диковинку, попадались ему и почище, — можно было подумать, что великан не больше одного из пигмеев (а они тем временем навострили уши, внимательно следя за всем происходящим), так мало внушал он незнакомцу страха.

— Кто ты такой, я спрашиваю? — вновь зарычал Антей. — Как тебя зовут? Зачем ты сюда явился? Отвечай же, разбойник, а не то мне придется проверить дубиной прочность твоего черепа.

— Ты очень неучтив, великан, — спокойно ответил незнакомец. — Прежде чем мы расстанемся, мне придется немножко поучить тебя вежливости. Зовут меня Гераклом[51]. Пришел я сюда потому, что здесь лежит самый удобный путь в сад Гесперид[52], куда я направляюсь, чтобы достать три золотых яблока для царя Эврисфея.

— Нет, презренный, ты не сдвинешься с этого места! — прогремел Антей и ещё больше насупился, так как ему уже приходилось слышать о могучем Геракле, которого он возненавидел за то, что тот слыл таким силачом. — Нет, презренный, ты не вернешься туда, откуда пришел.

— Хотел бы я знать, каким образом ты помешаешь мне идти туда, куда мне вздумается? — спросил Геракл.

— Да очень просто, стоит только слегка стукнуть тебя этой сосной! — закричал Антей, скорчив такую отвратительную рожу, что он сделался похож на самых безобразных чудовищ, какие только водились в Африке. — Я и так раз в пятьдесят сильнее тебя, а теперь, когда я топаю ногами по земле от бешенства, я становлюсь сильнее тебя в пятьсот раз. Мне даже совестно убивать такого тщедушного и ничтожного карлика, как ты. Я лучше сделаю тебя своим рабом, а заодно ты будешь рабом и моих братьев пигмеев. Так что, пока не поздно, брось-ка лучше на землю свою дубинку и прочее оружие, а из твоей львиной шкуры я, пожалуй, выкрою себе пару перчаток.

— Так подойди поближе и сними её с меня, — отвечал Геракл, поднимая дубинку.

И тогда огромный, как башня, великан, свирепо оскалившись, двинулся прямо на противника (с каждым шагом становясь в десять раз сильнее) и обрушил на него сокрушительный удар сосной. Но Геракл вовремя отразил его своей палицей и с гораздо большей ловкостью, чем Антей, в свою очередь так стукнул его по черепу, что великан с грохотом рухнул наземь. Бедных маленьких пигмеев охватил ужас: им и в голову не приходило, что кто-нибудь на земле может быть и наполовину так могуч, как их брат Антей. Но едва великан упал на землю, силы его удесятерились, и он тотчас же вскочил с таким свирепым видом, что на него было просто страшно смотреть. Он приготовился отплатить Гераклу тем же, но, ослепленный бешенством, промахнулся и ударил ни в чём не повинную матушку Землю, заставив её застонать и задрожать от боли. Сосна, заменявшая ему дубинку, так глубоко ушла в землю и так прочно застряла в ней, что, прежде чем Антею удалось её вытащить, Геракл с новой силой двинул его по спине. И тут раздался такой оглушительный крик, будто из необъятных легких великана исторглись одновременно все самые страшные звуки, какие он только мог издавать, и соединились в непереносимый рев. И этот рев пронесся над горами и равнинами и, насколько мне известно, был услышан на другом конце Африканского континента.

Бедные пигмеи! Только от одного колебания воздуха их столица превратилась в руины; и, хотя шуму и без того было достаточно, они завопили в три миллиона писклявых голосов, воображая, конечно, что кричат в десять раз громче великана.

Но Антей тем временем снова поднялся на ноги и, набравшись новых сил, выдернул из земли свою сосну. Содрогаясь от ярости, он бросился на Геракла и нанес ему новый удар.

— На этот раз ты не уйдешь от меня, мерзавец! — закричал он.

И опять Геракл увернулся, отразив нападение дубинкой, а от великановой сосны остались только щепки, разлетевшиеся во все стороны и причинившие бедняжкам пигмеям совсем уж не шуточный ущерб. И прежде чем Антею удалось отойти в сторону, Геракл вновь замахнулся