Первое лицо - Ричард Флэнаган

У меня совершенно не осталось сил, да к тому же таблетки вкупе с бессонницей давали о себе знать, но я не решился ответить отказом, когда Рэй, поджидавший у выхода, позвал меня на ужин в паб Сент-Килда.

3

За стейком с жареным картофелем мы вспоминали прошлое, не касаясь острых углов и той темы, которая свела нас вместе за стаканом пива в этом городе, вдали от родного острова. В пабе наигрывали музыканты, и общий шум почему-то создавал атмосферу особой доверительности. Вероятно, в силу своей подавленности я признался, что недоволен этой работой, но когда Рэй поинтересовался, в чем причина, и напомнил о гонораре, у меня не сразу нашелся ответ.

Из кожи вон лезу, чтобы представить его в выгодном свете, в конце концов сказал я. Наверное, причина в этом.

А конкретно? – настаивал Рэй.

Человек, который промышляет грабежом, а то и убийствами…

Не исключено, перебил Рэй, выражавшийся в тот вечер довольно неопределенно. А сам он тебе об этом рассказывал?

Пожалуй, нет.

Так откуда ты можешь точно знать?

Ну… Это не точно, замялся я… Просто он врет как сивый мерин.

Рэй фыркнул:

Ну? Хоть бы и так. Может, да, а может, и нет.

Что ты имеешь в виду?

Кое-что похуже.

Например?

Да пошел он в задницу. Вот и все.

От усталости и таблеток на меня накатила раздражительность, я слушал вполуха. И сказал, что не знаю, найду ли в себе силы продолжить, но даже если смогу себя заставить и неплохо справлюсь с поставленной задачей, то максимум, на что буду способен, – это выставить Хайдля героической личностью.

Ну не знаю, Киф. Ничего не могу сказать, пока не прочел. Тебе придется наизнанку вывернуться, чтобы сделать из этого говна конфетку.

Я сказал, что провал мемуаров поставит крест на моей писательской карьере, хотя вполне возможно, что роковую роль сыграет и что-нибудь другое. Рэй не согласился, но при этом заметил, что мало в этом смыслит. Он явно старался держаться, как всегда – выглядеть беззаботным и жизнерадостным, но его явно что-то беспокоило. И я спросил, что случилось. Он молча обвел глазами паб и только после этого остановил взгляд на мне. Взял с меня слово держать язык за зубами, а главное – не проболтаться Хайдлю.

Я не понял почему.

Да потому… – неуверенно начал Рэй, как будто повторяя заученный текст, в который сам не верил, – …потому, что это секрет.

И рассказал.

4

Хайдль приказал Рэю тормознуть у спортивного магазина. Они вошли туда вместе, и Хайдль купил пистолет марки «Глок» и пару коробок патронов.

Зачем? – удивился я.

Вот я спросил о том же. Для чего, говорю, на кой черт он нужен? Зигги стал бухтеть, что, мол, банкиры хотят его завалить, что ему теперь надо защищаться, да только это была чушь собачья.

Рэй был сильно расстроен очередной выходкой человека, склонного к театральным эффектам. Я спросил в лоб: что же произошло?

Дело было позавчера, ответил Рэй. Хайдль сказал, что должен по-быстрому переговорить с адвокатами, но в контору, если помнишь, мы вернулись только под вечер. Ни на какую встречу с адвокатами мы не ездили.

Я так и понял – еще до вашего ухода.

У Зигги оставалось одно дельце. Сперва он купил этот «Глок». Потом велел мне гнать в Бендиго. Но в часе езды от Мельбурна приказал свернуть на проселочную дорогу. Приехали мы в какие-то густые заросли. Остановились. Иди, говорит, за мной, и – шмыг в кусты. Продирались мы минут десять, а потом он и говорит: Рэй, я взял тебя с собой для того, чтобы ты меня убил.

Я было рассмеялся, но быстро замолчал. Рэй без улыбки смотрел на меня в упор.

Ну Зигги такой: Я не шучу. Будет лучше, если меня убьешь ты. Свой человек. Ты же мне приятель, говорит. Да так пакостно. Будто на поводке меня держит. Мой самый близкий приятель, говорит. И так далее, кучу дерьма наговорил… дескать, настоящие друзья выполняют такие просьбы не раздумывая, на то друзья и нужны, на самый крайний случай, для грязной работы.

Рэй подливал нам в пиво виски «Джек Дэниелс», отчего пиво приобретало тошнотворный привкус. Мы выпили и взяли еще. Я не знал, что сказать.

И разговор зашел о другом. Рэй сказал:

Он заставил меня потренироваться.

Что?

На случай его убийства. Из купленного ствола. Показал, как вставлять дуло в рот, под каким углом. Всякую такую хрень. Мол, если облажаться, полчерепа снесешь, но не убьешь.

Рэй направил указательный палец вверх и вставил себе в рот. А потом сдавленным голосом проговорил:

Если вот так, то получится лоботомия.

Он медленно опустил палец, не вынимая изо рта, но направил под углом к виску и верхнему краю уха.

А вот так правильно. Мне Хайдль показал. Вот таким, йопта, манером.

Он вытащил изо рта слюнявый палец и вытер о джинсы.

До меня впервые дошло, что за всеми разговорами о приключениях, о вертушках, о диких просторах мыса Йорк, об охоте с аборигенами на дюгоней Рэй не знает счастья, и его несчастливая жизнь мучительна в своей безысходности. А еще до меня дошло, что оба мы оказались не на своем месте.

Почему ты все это не бросишь? – спросил я. Он себе другого телохранителя найдет. А ты ему ничем не обязан.

Да не в этом дело. Дело в нем самом. Тебе просто не понять, дружище.

Не понять чего? – уточнил я.

Он отнял руку от лица.

Его.

Что-что?

Его! Он не… как тебе объяснить… в общем, это невозможно.

Что невозможно?

Уйти.

Музыканты заиграли громче, и мне пришлось наклониться к Рэю.

Уйти невозможно. Он не даст. Говорит: раз ты действительно мой друг, ты этого не сделаешь. Если, конечно, дружба для тебя не пустой звук. Если ты умеешь дружить.

Это называется дружбой?

И Рэй заорал…

Нельзя – и баста, мать твою!

Откинувшись на спинку стула, он поставил локти на стойку.

Да, именно так он говорит. Я знаю. Есть в этом что-то жуткое. Но если его бросить, он может на все пойти. Достанет тебя где угодно…

У него дрогнул голос. Проведя пальцем по краю стакана, он поднял взгляд, и наши глаза встретились.

…и убьет? – спросил я.

Рэй снова отвел взгляд, постучал по ободку стакана, но что он хотел этим сказать, я так и не понял. Мои мысли занимали странные высказывания Хайдля о друзьях: я представил, как они звучали в его устах – полуамериканских, полунемецких, – с примесью австралийского сленга.