Шантаж - Марина Дмитриева

— Ира, ребята и я лично очень старались, ездили на родину Довженко и по местам его службы, более того, чтобы узнать некоторые моменты его биографии, которые, уверен, вас заинтересуют, пришлось подключить связи, выйти на важных людей. Человек он далеко не простой.

Поспешила заверить:

— Я компенсирую все расходы.

Частный детектив протянул мне папку:

— Вот посмотрите.

Сердце почему-то стало биться быстрее, как сумасшедшее, заколотило о ребра. Одновременно любопытно, но после слов частного детектива страшно, словно я собираюсь открыть ящик Пандоры, и не будет мне потом покоя. Впрочем, покоя я уже давно лишилась. Пальцы подрагивали, но папку все же раскрыла. С фото на меня смотрел мальчик. Красивый черноволосый ясноглазый мальчуган. С румяными щечками, пухлыми губками и блестящими доверчивыми глазенками. Раньше его взгляд ничем не походил на жесткий взгляд шакала. Кто бы мог подумать, что из этого милого ребенка вырастет насильник и шантажист… Посмотрим, кто родители. Ничего особенного: мама — учительница начальных классов, отец — обыкновенный водитель, имеется старшая сестра. Родился и вырос в небольшом посёлке Саратовской области. Учился хорошо, практически отличник, занимался плаваньем и борьбой. Понятно, откуда взялись такие широченные плечи. Закончил кадетский лицей, потом общевойсковое командное училище. Забавно, начало карьеры у Довженко прямо как у моего папы. После выпуска служил… Стоп! Это же часть, которой командовал генерал Кольцов! Стоп! Стоп!! Взгляд упал еще на одну фотографию… Красивый юноша в военной форме, без сегодняшней седины на висках, мелких морщинок в уголках глаз и шрама, идущего ото лба к правому уху. Бог ты мой! И тут внезапно я его вспомнила! Словно вспышка в голове!..

Перед глазами ожила картинка. Вечер в военном городке. Я совсем еще девчонка в красивом платье из голубого струящегося креп-шифона, купленного папой в Чехословакии, волосы распущены по плечам и на концах чуточку подвиты. Платье довольно строгое, длиной до середины колена, на шее чопорный бант английской леди. Но благодаря интересному крою и красивому цвету ткани смотрелась я в нем стильно и элегантно.

Моя подружка Маша выискивала в толпе какого-то лейтенанта, в которого, по ее словам, она влюбилась с первого взгляда, и без умолку трещала, какой он красивый, мужественный, в общем, само совершенство, почти Ален Делон. Меня, если честно, мало трогали метания ее влюбленной души, потому что в тот момент я считала совершенством совсем другого парня. Только объект моего воздыхания пришел на вечер с моей одноклассницей Катькой Уколовой, хотя буквально вчера вечером мы ходили с ним в кино, и он даже пытался меня поцеловать, только я с перепугу оттолкнула. Может быть, слишком грубо, но это не повод на следующий день вести на танцы другую! До появления этой парочки я чувствовала себя неотразимой феей, перед которой ни один мужчина не сможет устоять, немедленно и на всю оставшуюся жизнь влюбится. Самолюбию генеральской дочки был нанесен существенный удар, который, видимо, и толкнул меня на дальнейшие необдуманные действия. Славик, да, кажется, того парня звали Славик, танцевал с Катькой и совершенно не обращал на меня внимания. Неотразимое небесное создание в отместку этой парочке решилось пригласить на танец лейтенанта, которым так восхищалась моя подруга Машка. Он просто под руку подвернулся, кроме того, был достаточно привлекателен, чтобы показать обидчику, что я нисколько не скучаю без его внимания, вон за мной какие парни бегают. Ну, так мне, глупенькой, тогда казалось…

В глазах симпатичного лейтенанта читалось восхищение… Мне было приятно, правда я все время косилась на Славку с Катькой Уколовой. После танца я увела лейтенанта туда, где в окружении ребят, с повисшей на его руке Катькой, стоял мой бывший ухажер. Когда мы оказались в пределах видимости всех интересующих меня лиц, я неожиданно прервала завязавшийся нейтральный разговор и, крепко обхватив лейтенанта за шею, прижалась близко-близко к мужскому телу и впилась голодной пиявкой в горячие губы. Мне даже до сих пор помнятся ощущения от того поцелуя, как мне стало вдруг не хватать воздуха, внизу живота разлилась непонятная горячая волна, по коже побежали мурашки, голова, а вместе с ней весь мир, начали кружиться. Инициатива почти сразу перешла к лейтенанту, его губы захватили во влажный плен мои губы, язык настойчиво вторгся в рот, и уже через несколько секунд влюбленность в Славика мгновенно и навсегда исчезла. Все ушло на второй план, даже обиженное лицо подруги Машки, все стало неважным, ненужным, глупым, хотелось только одного — не прерывать поцелуя, не разрывать объятий с этим первым попавшимся под руку лейтенантом. Потому что между нами происходило волшебство и стихийное бедствие одновременно.

Само собой получилось, даже не помню, кто проявил из нас инициативу, но мы ушли в какой-то темный закуток и продолжили там целоваться. Во мне тогда впервые настойчиво заговорила женщина, которой хотелось больше поцелуев, больше объятий, узнать, прочувствовать, что же происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине, вкусить тайны взрослой жизни. У меня и в мыслях не было расставаться с девственностью, но сейчас я понимаю, что действовала очень раскованно и рискованно. Я повела лейтенанта в подсобку нашего клуба, мне хотелось полного уединения и продолжения волшебства. Парень не сопротивлялся. Кажется, он тоже попал под магию притяжения наших тел. Как только за нами закрылась дверь подсобки, он настойчиво притянул меня к себе, мужские губы снова накрыли припухший рот, а руки заскользили по моему телу, приподнимая подол чехословацкого платья. Он действовал властно и уверенно, а я не сопротивлялась, не могла, не хотела, таяла от прикосновений его пальцев. Помню вспышку в теле, когда мужская рука коснулась моих трусиков. А потом была вспышка в глазах — кто-то включил свет, прерывая наш сексуальный тет-а-тет. На пороге стоял папа, а за ним маячила фигура моей подруги Машеньки, которая, видимо, и доложила генералу Кольцову, что мы с лейтенантом отправились в подсобку. А я вся зацелованная, с развязанным бантом английской леди, расстегнутыми чуть ли не до пояса пуговицами, с задранным подолом голубого платья, с мужской рукой в белых пропитанных влагой трусиках. Впрочем, лейтенант тотчас же убрал руку и отскочил от меня, будто ошпаренный. Подслеповато щурясь после темноты, мы уставились на генерала Кольцова, лицо которого стало покрываться красными пятнами гнева… Конечно! К его шестнадцатилетней красавице и умнице дочке кто-то посмел прикоснуться без его ведома!

Помнится, папа рявкнул так, что задрожали стены:

— Какого черта здесь происходит?!

Лейтенант вытянулся по струнке, побледнел. Генерал Кольцов в гневе — зрелище не для слабонервных. Я тоже побледнела, покраснела, затряслась осиновым листочком и принялась лихорадочно приводить в порядок свою одежду.

— П-папа, я н-не хотела… — не хотела тебя расстраивать… Только договорить окончание фразы не смогла, жалобно всхлипнула, слезы крупным горохом покатились по щекам.

— Ира, марш домой! — тонкие стены подсобки снова задрожали от отцовского крика.

Конечно, я не посмела ослушаться. Неодобрения папы до обморока боялась. Стремглав выбежала из подсобки и с того момента уподобилась Машке — вздыхала и постоянно бродила по военному городку в надежде на случайную встречу с красавчиком-лейтенантом, внешность которого я помнила довольно смутно, а вот ощущения от наших поцелуев и его касаний, казалось, навсегда отпечатались в памяти моего тела. Внутри живота порхали те пресловутые бабочки, или, может, плавали небольшие рыбёшки, которые задевали своими огненными плавниками самые чувствительные точки в моем организме… Но увидеться больше не довелось. Моя бывшая подруга Машенька однажды со злорадством сообщила, что лейтенант перевелся в другую часть, подальше от меня. Не перевелся, а его перевели, причем, если исходить из документов, по личному распоряжению генерала Кольцова, да в самое пекло, на войну в город Грозный. Папа… Отец всегда был крут в своих решениях и чрезмерно жесток… Но я даже подумать не могла, что мое женское любопытство приведет к такой скорой суровой реакции со стороны отца. Может, папа неправильно понял ситуацию, подумал, что лейтенант увел меня в подсобку насильно, или Валера сказал что-то непочтительное, вызвав в генерале Кольцове ярость? Вспомнилась наша первая встреча с Довженко на одном из празднований компании, его странный, вызывающий оторопь взгляд, обращенный на меня и вместе с тем смотревший сквозь …. Теперь он стал понятен… Валера тогда узнал виновницу ада своего прошлого. А я… я его не вспомнила.