Современный детектив. Большая антология. Книга 1 - Карстен Дюсс

как все это было — как Павелка со своим складчатым бульдожьим лицом серьезно излагает, что ему надо, а Маура ему. «Стекольный завод, говорите? Я думаю, мистер Павелка…» — и шарики у нее в мозгу так и крутятся, так и вертятся…

Теперь все встало на место, и я ухмыльнулся Канлифу со своего кресла, а тот поднял глаза от «Норстранда», перехватил мою ухмылку и сказал:

— Да, мистер Павелка — человек импульсивный. Но вы можете быть польщены его доверием.

А я и был польщен. По-настоящему растроган. «Вы мне нравитесь, — сказал он мне тогда. — Вы очень похожи на своего отца». Я рассказал Канлифу обо всем, что со мной было в Праге, опустив, разумеется, всякие частности, а он тихо слушал и не мигая глядел на меня своими большими серыми глазами.

— Да, — наконец сказал он, — все было действительно так, как планировалось. Мы, естественно, обо всем информированы. А теперь, — продолжал он, засовывая «Норстранд» в свой портфель, — я должен это кое-кому передать.

Наступило молчание, он возился с замками портфеля, а я все сидел и думал, стоит ли прямо сейчас заговорить о деньгах. На самом-то деле это были деньги Павелки, а он эту формулу пока не получил.

И еще одно: исходя из того, что сказал Павелка, я уже был его работником.

Канлиф взглянул на меня и улыбнулся.

— Но нам еще нужно уладить одно маленькое дельце.

Он поднялся, открыл свой сейф, вынул оттуда пакет и небрежно кинул его на стол. Внутри были четыре пачки купюр, в каждой — по десять пятерок. В сумме, к моему удивлению и восторгу, — двести фунтов.

— И это тоже, — продолжал Канлиф, вынимая из сейфа долговую расписку в двух экземплярах. — К сожалению, один экземпляр капельку надорван, — иронически добавил он. — Ну как, упал камень с души?

— Еще бы!

— Теперь вы сами понимаете, что была необходимость в создании некоего… некоего стимула?

— Конечно. Эта поездка казалась мне гораздо опасней, чем все было на самом деле. У меня нет никаких претензий. Когда возвращается мистер Павелка?

— Через пару дней. Он человек труднопредсказуемый.

— Тогда я с вами свяжусь?

— Я сам с вами свяжусь. Он, безусловно, захочет с вами встретиться, когда приедет.

— Клево! — ответил я, чувствуя, как внутри все поет от радости и облегчения. Опасность миновала. Впереди — ни к чему не обязывающая встреча с Павелкой.

Канлиф взял свой портфель и собирался уже выйти вместе со мной. Но я подумал, что есть еще одно дело, которое стоит обсудить. И спросил:

— А кто за мной следил? Может, скажете, кто это был?

— К сожалению, пока нет, мистер Вистлер, — ответил он, широко улыбаясь. — Пока все не будет улажено до конца, я оставлю этот маленький секрет при себе.

— А если я сам назову его имя? У меня есть одна догадка насчет этого человека.

— Увы, не стоит.

— Ну что ж, — сказал я, несколько приуныв. И вышел.

Уже сев в машину, я подумал, что нужно вести себя потверже, и решил дождаться, когда он выйдет.

Но он все не выходил, и я, почувствовав себя полным придурком, завел машину (пусть не думает, что я за ним слежу), сделал круг и снова вернулся на Фрэнсис-стрит. Там, на углу, возле кафе «Фаллер», стояла Булка, погруженная в какие-то размышления. Я ей посигналил, она тут же вышла из транса, торопливо мне кивнула и быстро зашагала по улице.

Только потом до меня дошло, что, наверно, она выслеживала меня.

Глава 26

За первым днем последовала череда других, В Лондоне стояла чудесная погода — золотые деньки, прохладнее пражских, привольнее пражских, полные предвкушения благодеяний Павелки. Я ходил примерять свои костюмы. Носился повсюду в машине. А однажды вдруг решил сгонять на Темзу и обойти все бары — от Лелхэма до старого Виндзора, а потом вздремнуть под деревом возле Раннимида.

Это было бездумное время, и мне хотелось, чтобы оно длилось вечно. Но в четверг я проснулся с неясным предчувствием надвигающихся событий, и к середине дня все старые тревоги снова вернулись ко мне.

Я хотел позвонить Канлифу, но знал, что у него нет для меня новостей. Думал позвонить Имре и маменьке, но нечего было им сказать. Хотел позвонить Мауре, но мне было мучительно вспоминать о ней.

Я все думал, как это ей удалось тогда войти ко мне в комнату. Может, она каким-то образом раздобыла мой ключ и сделала собственный, запасной? И если так, почему она не ходит ко мне теперь? Ведь она, конечно же, знает, что я вернулся. В эту взбалмошную голову вполне могла придти мысль, что я ее бросил, и тогда с нее бы сталось устроить за мной слежку.

Совершенно очумев от всех этих мыслей, я вдруг подумал, что уж одну-то вещь выяснить можно; и после обеда остался дома, дожидаться Ларкина. Он был чудной старик, замкнутый, молчаливый — весь в себе и своей глухоте. Ел он у себя в комнате, так что я не видел его с самого приезда.

Я сидел, выжидая у себя наверху, пока не услышал, как он вошел и по своему обыкновению проследовал с газетой в гостиную. Тогда я спустился вниз, открыл дверь и увидел, что он сидит, развалясь в удобном кресле, уткнувшись носом в газету. Я сказал ему:

— Добрый день, мистер Ларкин.

— Добрый день, — ответил он, не опуская газеты.

Почувствовав, как кровь приливает к лицу, я тихо прикрыл за собой дверь и сказал:

— Мистер Ларкин…

Тогда он опустил газету, раздраженно на меня воззрился, и я увидел, что из уха у него тянется проволочка. Мистер Ларкин обзавелся миниатюрным слуховым аппаратом.

Через пять минут я уже звонил Канлифу из будки на углу. Он вроде бы обрадовался мне, но новостей у него не было. И я сказал:

— Мистер Канлиф, я знаю, что вы по этому поводу думаете, но мне это сейчас очень важно… Я говорю о человеке, который за мной следит.

— Право же, мистер Вистлер, вы ведь знаете, что я ничего не могу вам сказать. Все это в прошлом и связано с различными предосторожностями, которых я обязан был придерживаться еще до знакомства с вами.

— Да, я знаю. Я прекрасно все понимаю. Мне это без разницы, но я обязан выяснить… — быстро протараторил я, боясь, как бы он меня не прервал, — не моя ли это приятельница, Маура Реген. Я ей ничего не расскажу, не стану на нее злиться или еще что-то. Просто я понятия не имею, как себя