На вершине блаженства - Стелла Камерон

– Прошу прощения. – Он усмехнулся. – Дело в том, что я очень наблюдательный человек. Это одно из моих преимуществ. Я смотрю – и все вижу. Мне нравятся лилии на шарфе. Нравятся серебристые крапинки на твоих чулках, от кончиков пальцев и до самого верха.

– Ну ладно… – Блисс покачала головой. – Согласна, ты очень наблюдательный.

– Надеюсь, ты не слишком много заплатила за этот наряд?

Странные вопросы он задает сегодня.

– Я тебя не понимаю…

– Сверху нет ничего, снизу – тоже. У тебя и руки, и ноги, и… Ну хорошо, не буду все перечислять, а то ты меня ударишь.

Они миновали окраины Сиэтла и оказались в деловой части города. Бетонные и стеклянные ущелья поглотили серый «тандерберд». Себастьян остановился у светофора, проехал немного вперед и повернул с Четвертой авеню налево, на Джексон-стрит.

– Я хочу вернуть тебя, Блисс.

Она задержала дыхание и почувствовала, как пульсирует кровь в висках.

– Чего бы мне это ни стоило, я добьюсь своего.

Блисс похолодела.

– Скажи что-нибудь.

– Я не знаю, что сказать, – пробормотала она.

– Скажи, что тебе тоже этого хочется. Скажи, что мы никогда и никому не позволим снова разлучить нас.

Люди на площади, казалось, утратили очертания – Блисс видела лишь бесформенные пятна, все расплывалось у нее перед глазами.

– Зачем бороться с этим? Только не говори, что ты не почувствовала того же, что чувствовал я в эти последние дни.

– Я не знаю, что ты чувствовал.

Он поднес к губам ее руку. Потом накрыл ее своей и положил на рычаг. Правый поворот – и они выскочили на Первую авеню, сосредоточение клубов, выплевывающих на тротуары толпы посетителей.

Блисс посмотрела на свою плененную руку.

– Именно это я и чувствую, – сказал Себастьян. – Мне кажется, что я… как бы растворился в тебе. И мне теперь безразлично, где я, где ты, потому что мы с тобой – одно целое.

Блисс откинула голову на подголовник.

– Скажи, что ты почувствовала в тот день, когда я появился в твоем доме?

– Будто меня ударили… вот сюда, – проговорила Блисс и прижала правую руку к животу. – Я чуть не задохнулась.

– И я тоже. Ты изменилась – и вместе с тем осталась такой же. Такое возможно?

– Да, пожалуй.

– Словно картина, которую я хорошо запомнил, только на ней появились новые штрихи.

– Да. Я сама никак не могла поверить.

Стекла в салоне «тандерберда» были подняты, но блюзовые стенания тромбона, доносившиеся из бара, проникали даже сквозь стекла. Когда они подъехали к дому, дурные предчувствия вконец измучили Блисс.

– Мы должны выпустить свои чувства на волю, – сказал Себастьян. Он остановился у бордюра. – Давай зайдем ненадолго, а потом исчезнем. Я бы вообще туда не пошел, но меня ждут.

– Ты слишком торопишься, Себастьян. Не спеши.

Он заглушил мотор и положил ключи в карман.

– Хорошо. – Себастьян провел пальцем по ее руке, от плеча до запястья. – Хорошо. Извини. Я так хочу тебя… что мне даже страшно. Боюсь, что опять потеряю тебя, что ты выскользнешь и исчезнешь, если я тебя не привяжу к себе крепко-крепко.

– Меня нельзя привязать, – возразила Блисс. – Куда мы приехали? Что это за прием?

– Я не хотел… – Себастьян прикусил язык. – Здесь собрались люди, которые должны помочь сделать из нашего городка рай. В основном они из средств массовой информации. С телевидения, радио. Представители печатных изданий. Некоторые имеют связи в киноиндустрии. И много рекламщиков. Эти представляют для нас наибольший интерес, если говорить о модельном агентстве.

– Внушительный список.

Он улыбнулся и стал теребить длинную бахрому на ее шарфе.

– Честно говоря, я не поехал бы сегодня сюда, но мне показалось, что тебе этот прием покажется интересным. И возможно, полезным. Здесь должны появиться несколько художников, во всяком случае, они сами считают себя таковыми. Кто знает, вдруг тебе удастся заполучить новых жильцов? В любом случае у вас найдутся общие темы для беседы, верно?

– Ты так считаешь? – Когда-то у нее были совершенно определенные представления о людях, с которыми она хотела связать свою жизнь. Теперь же все изменилось. Сам человек, его душа, его мысли – сейчас это казалось важнее, чем творчество того или иного художника. Себастьян уже не улыбался. Его рука легла на плечо Блисс.

– Давай поскорее покончим с этим делом. Мне хочется сбежать отсюда как можно скорее. – Он взял с заднего сиденья свой пиджак. – Я постараюсь не смотреть на тебя и даже не думать, не то кто-нибудь заметит… непорядок в моей одежде и догадается, что у меня на уме.

Блисс вылезла из машины. Холодный и влажный вечерний воздух лишь усилил ощущение дискомфорта. Так же как и щелчок захлопнувшейся дверцы, когда из «тандерберда» вылез Себастьян. Она отвернулась. В какой-то момент ей показалось, что они и не разлучались вовсе. Но потом она вспомнила, что между ними – пятнадцать лет разлуки. Образно говоря, Себастьян был львом, а она – ягненком. Вполне естественно, что льва неудержимо тянет к ягненку. Природа.

Блисс грустно улыбнулась.

Себастьян снова положил руку ей на плечо и повел к углу здания.

– Поверь мне, Блисс. Теперь мы все сделаем правильно. Я сделаю правильно. Наверное, понадобится много времени, но я потерплю. Потому что все понимаю. Ты будешь привыкать ко мне столько, сколько сочтешь нужным.

Она обхватила его рукой за талию – движение совершенно естественное, непринужденное. Блисс была довольно рослой, к тому же сейчас – на каблуках, но все равно оказалась чуть ли не на голову ниже Себастьяна. В эти мгновения она особо остро почувствовала, что он действительно рядом, что он вернулся.

Проклятие, неужели она всегда будет возбуждаться, как только прикоснется к нему?

У входа, прислонившись спиной к стене, сидел мужчина с желтым ящичком для сбора пожертвований. На табличке было написано, что средства пойдут на питание бездомных собак. Мужчина поднял голову – он вязал какой-то невообразимо длинный шарф – и улыбнулся Блисс. Она сунула руку в сумочку, нащупала монетку и бросила в прорезь ящика. Потом погладила сидевшего рядом с мужчиной пса.

– Я тебе верю, – сказал Себастьян, увлекая ее дальше. – Ты добрая и искренняя. Никогда не мог понять, что ты во мне нашла?

– И я тоже. – Она откинула за спину волосы. – Наверное, у меня дурной вкус.

Себастьян рассмеялся и заключил ее в объятия.

– Ну и острый же у тебя язычок. Что в семнадцать лет, что сейчас. О черт!..

Он словно окаменел. Блисс убрала с плеча его руку.