Ирод Великий. Двуликий правитель Иудеи - Майкл Грант

* * *

Прибрежная равнина пострадала не слишком сильно, но горная часть Иудеи одно время почти полностью обезлюдела. Города разрушили, состоятельные слои разорялись и истреблялись, за счет и крупных, и мелких состояний чудовищно увеличивались имперские владения. Впоследствии, когда провинция стала переходить в руки губернаторов более высокого ранга, получивших возможность разделываться с подрывными элементами военными средствами, в Эммаусе (Кулонье), поблизости от Иерусалима, основали колонию отслуживших римских воинов, а в самом Иерусалиме разместился римский легион. Что касается иудейской религии, храм после сдачи Иерусалима Титу сровняли с землей, а его культ предали забвению. Деньги, присылавшиеся со всего мира на содержание храма, перевели в храм Юпитера на римском Капитолии. Должности первосвященника больше не существовало. В известном смысле Иерусалим перестал быть национальным центром через десять лет после смерти Ирода, когда его сына Архелая лишили престола, а страна стала римской провинцией. Но при этом Иерусалим продолжал оставаться иудейским религиозным центром. Теперь же, после катастрофических событий 70 года, он утратил и это положение и более 18 веков был не в состоянии хотя бы отчасти вернуть былое величие.

Побочным результатом этого практического уничтожения Палестины в 70 году было дальнейшее распространение диаспоры. Между прочим, оно способствовало распространению христианства, которое успешно укоренялось среди широко рассеянных иудеев. А то, что иудаизм вообще выжил после всех потрясений, так это главным образом благодаря синагогам и контролировавшим их умеренным фарисеям. Самый видный из них — Иоханан бен Заккаи, покинувший Иерусалим, когда город все еще находился в осаде, и, как его единоверец Иосиф незадолго до него, перешедший на сторону римлян. Он убедил Тита и Веспасиана разрешить ему основать в Иамнии (Явне) новый центр древнееврейских учений.

Верный традиции своих предшественников Гиллеля и Шаммая, примирившихся с Иродом и его делами, Иоханан бен Заккаи пытался утешить ученика, не отрывавшего глаз от развалин храма. «Сын мой, — говорил он, — не отчаивайся так! У нас есть другое искупление — благие деяния».

Но трудолюбивый народ — иудеи, оставшиеся в стране, в начале II века нашей эры возродили экономику и дальнейшее ее процветание. Удивительно, что следующий жестокий удар нанес не кто иной, как Адриан (117 — 138 н.э.), наиболее далекий от национальных предрассудков и самый свободомыслящий из всех императоров, настолько либеральный и понявший тех, кто придерживался иных взглядов. А в царствие его предшественника Траяна происходили серьезные волнения, вплоть до восстаний, среди иудейской диаспоры. Первая вспышка наблюдалась в Кирене, за ней последовали Кипр, Египет и Вавилония. Утверждалось, что эти широко распространившиеся беспорядки стоили миллиона жизней сначала иноверцев, а затем иудеев. Если даже это число и преувеличено, потери были действительно чудовищны, и Адриан не мог не подозревать, что источником беспорядков являлась Иудея. Посему он приказал восстановить Иерусалим в качестве колонии поселенных там римских граждан элии Капитолины, и навсегда искоренить иудейский дух. Иудеям запрещалось ступать на эту землю, за исключением одного дня в году, на месте храма соорудили святилище, посвященное Юпитеру и императору.

Мятеж вспыхнул снова в 132 году н.э. — Второе иудейское восстание, или Вторая римская война. Хотя фарисеи и на этот раз разделились в своих приверженностях, девяностолетний старейшина фарисеев рабби Акиба, приветствуя национального вождя иудеев Симона, назвал его (по крайней мере однажды) Бар Кохбой — «божественным спасителем». Восстание продолжалось три с половиной года, для его подавления потребовалось шесть легионов. Было захвачено, как утверждали римляне, 50 горных крепостей и 985 больших деревень, при этом убито 580 000 человек. Эти цифры представляются достаточно точными — к тому же бесчисленное множество людей погибли от голода, эпидемий и пожаров. Отныне здесь размещался гарнизон из двух, вместо одного, легионов во главе с наместником самого высокого ранга. Множество иудеев продали в рабство за пределами страны, и Иудея лишилась еврейского населения. С этого времени любой иудей, ступивший на землю Иерусалима, подлежал смертной казни.

Эти иудейские восстания с их ужасными человеческими потерями никогда бы не произошли, если бы возобладала политика Ирода. Чтобы понять ее сущность, нужно закрыть глаза на многие негативные вещи: отталкивающие семейные склоки последних десяти лет его жизни и на протяжении части этого времени лишение доверия Августа. Политика станет понятнее, если мы посмотрим на его царствование в целом и на главные достижения в зените царствия.

Прежде всего, политика Ирода была проримской. Он считал, что полная независимость Иудеи невозможна, и рассматривал сотрудничество с Римом как цену, которую приходится платить за выживание и процветание. Эта позиция, прямо противоположная импульсивному национализму его хасмонейских противников, основывалась на точных оценках и прогнозах. Не правильно видеть в Ироде квислинга, сотрудничавшего с врагом страны, вместо того чтобы с ним бороться. Такое суждение игнорирует тот факт, что римляне не только полностью контролировали все Средиземноморье, но и вполне определенно сохраняли его на все предвидимое будущее. И не было никакой «другой стороны», которая могла бы этому помешать. И конечно же не иудеи. Восстания не имели на успех ни одного шанса на миллион: когда они произошли, то не принесли иудеям ничего, кроме огромных человеческих жертв и стирания с лица земли их родины, возрожденной лишь в самое последнее время. Ирод, так же как Иоханан бен Заккаи и даже отступник Иосиф, был прав, проповедуя мир с Римом как единственное спасение. Ошибочно осуждать Ирода на том основании, что он ставил благоразумие и осторожность выше чести и свободы. Эти альтернативы не реальны. В действительности второй альтернативой были никак не честь и свобода, а собственная гибель и потеря дома, семьи, страны.

Ту альтернативу иудеи дважды выбирали после смерти Ирода. Сам же Ирод сделал другой выбор. И его решение не следует осуждать на том основании, что оно могло привести к поглощению иудейства чуждым ему миром. Как говорит Абрахам Шалит: «Его духовные уступки — ничто по сравнению с огромным выигрышем — обладанием землей предков».

Все это никоим образом не служит оправданием римлян, постоянно допускавших достойные сожаления ошибки и жестокости при решении иудейских проблем. Эти чудовищные промахи, естественно, ожесточали иудеев. Отсюда напрашивается второе критическое замечание в адрес Ирода, пожалуй, более серьезное, чем первое: не добивался ли он невозможного? Те, кто убежден, что дело обстояло именно так, утверждают, что никто, даже какой-нибудь более приемлемый иудей, способный завоевать искреннюю преданность главных иудейских группировок, не мог бы остановить нарастающую волну национализма и фанатизма — неизбежную реакцию Востока на чужеземный эллинизм. Но такое умозаключение более чем сомнительно. Например, внуку Ирода Агриппе I, которому римляне вернули царство, в целом удалось найти понимание и иудеев, и римлян. Хотя и он не избежал немногочисленных отрицательных суждений, большинство иудеев даже не ставили ему в упрек его идумейское происхождение. Правда, к тому времени люди свыклись с идумейским правлением, которое более ощутимо затрагивало иудейскую чувствительность в первые годы правления Ирода и его отца. Во всяком случае, задача, какую поставил себе Агриппа I, была вполне выполнима; да и политика его деда Ирода, хотя и более жесткая, тоже отличалась реализмом.