Влада. Бал Темнейшего - Саша Готти

– Н-ничего, состояние к-критическое, – внезапно начав заикаться, выдавил врач. – Невозможно, она… ей осталось немного. Вы сможете связаться с ее родителями?

Ему не ответили: толпа странных ребят отошла в сторону, начав вполголоса совещаться. Парни спрашивали о чем-то своего «вожака», тот коротко отвечал, стараясь не замечать девушку, которая сидела поблизости.

Влада, сидя в самом темном углу коридора на кожаной скамейке, и сама хотела стать невидимой. Все-таки она пришла сюда, заставила себя, хотя до панического ужаса не хотела видеть смерть, в которой была виновата. Сейчас она была настолько раздавлена, что мечтала оказаться на месте Дашули. Оцепенела и застыла, лишь провожая взглядом бегающие мимо нее белые халаты, вдыхая ненавистный, какой-то безжалостный запах лекарств и бинтов.

Как теперь смотреть в глаза Алексу?..

Ведь он просил ее отправить Ивлеву в Москву, пусть и наговорив ей жестоких слов. И за все это время Влада так ничего и не сделала, постоянно откладывая неприятный разговор на потом.

– Главное, я ведь недалеко там был, – доносился до нее голос Герки, который все еще продолжал переживать и пересказывать приятелям произошедшее в десятый раз. – Дурная же девчонка, опять торчала на набережной у дворца. Уводить бесполезно – возвращается и снова за свое. Как ротонды ударили, не до нее стало. И ведь не боится ничего, сам видел! Как светляка увидела, так и рванула вперед с кулаками… Ее краем зацепило, не успел я, эх… Может, охрану к ней надо было приставить, силой выставить из Питера?..

– Гера, законы наши не тебе писаны? – вполголоса возражал ему Гильс. – Она собственность Алекса, не нам было решать, как с ней поступать. Никогда не смей ничего предпринимать в отношении чужого банка крови, или нарвешься. Если он кому-то давал поручения относительно нее, то точно не тебе.

– Вы связались с ее родителями? Время на исходе, – врач выглянул из дверей реанимации, но, не услышав ответа, закрыл дверь.

В этот момент где-то вдалеке раздался звон битого стекла и вскрик одной из медсестер, дежурившей в отделении.

Высокий парень с осунувшимся белым лицом и горящими красными глазами ворвался в реанимационную палату, даже не открыв дверей. Он прошел через стену, а спустя секунду дверь изнутри распахнулась, и в коридор вскочила перепуганная медсестра.

– Что вы делаете?! – закричала другая, увидав, как парень срывает капельницу с лежащей на койке девушки, отшвырнув ногой в сторону поднос со шприцами и лекарствами.

– Отойдите все от нее, – прорычал Алекс. – Все! Все из палаты вон!!!

Перепуганный врач и медсестры, увидав полыхающие костры глаз вампира, выскочили в коридор.

«Алекс выбрался из подземелья… неужели?!» – Владу поразила эта мысль, но тут же ушла прочь из головы, уступив место изумлению перед происходящим.

Вампир опустился на колени перед койкой, бережно взяв серебристо-белую руку Дашули в свои ладони.

– Дашка, глупая ты моя девочка, глупая… Ты человек, и в своей смерти идешь другой дорогой, чем я, нечисть, – тихо проговорил Алекс. – Ты хочешь уйти, но знай одно – я не отпускаю тебя. Да будешь ты обращена мною в подобную мне…

Вампир поднялся на ноги, и кинул взгляд на своего младшего брата. Гильс был очень бледен и взволнован – ладони сжались в кулаки, и для Муранова это было крайней, самой сильной степенью потрясения.

– Не останавливай меня, – тихо произнес Алекс, в ответ на понимающий взгляд младшего брата.

Алекс и Гильс сделали шаги навстречу друг другу, вдруг обнялись, и так же молча разошлись.

– Дверь! – громко крикнул Гильс, и дверь палаты сама хлопнула со страшным стуком, отгородив происходящее в палате от чужих глаз. Вмиг из стены показалось стая пауков – пожалуй, самых небольших из армии мурановской нежити, которые, суетливо заметавшись по стене и двери, заплели их густой паутиной, как броней.

Гильс невидящим взглядом глядел перед собой некоторое время, потом быстрыми шагами покинул больничное отделение, пройдя мимо Влады, как мимо пустого места.

Потрясенные медсестры и врач остались в коридоре, не делая больше попыток вмешаться в происходящее. Врач паниковал все больше: смертей и слез он насмотрелся, а вот горящих глаз у людей не видел еще никогда. Как не видел и людей, выходящих из стен…

– Нервы, работенка… – прошептал врач, вытирая со лба внезапно выступивший пот. – Кофеек и валерьянка… валерьянка и кофеек, и срочно…

Нечисть ушла вслед за Гильсом, врач неспешно удалился, повторяя мантру про кофеек и плохо вписываясь в повороты.

Влада осталась одна в больничном коридоре, пытаясь понять, что только что произошло. Перед глазами все еще маячила страшная сцена: Алекс на коленях у кровати и серебряная рука, свисающая с койки.

Ивлева, такая несносная, надоедливая, как она бесила всех эти дни!.. А потом – Алекс и Гильс стоят, обнявшись, и быстро расходятся, после чего дверь больничной палаты захлопывается, оставляя старшего Муранова и Дашулю одних.

«Алекс сказал, что не отпустит Дашу в человеческую смерть, значит он ее сейчас обратит. Они прощались с братом, значит… обращение в вампира спасет ее от одной смерти, но не спасет от другой. Алекс просто сделает так же, как сделал Егор, когда спасал меня – заменит собой…».

Только вот не живут такие незаконно обращенные вампиры без тех, кто их обратил. Судьба Алекса будет страшной, судьба Дашули – уйти в янв и стать древней, поменяв одну смерть на другую.

А кто во всем этом виноват?

Все полетело в тартарары, все ее безумные затеи и планы по спасению Егора. Все оказалось пустышкой, а может, чьей-то глупой шуткой или розыгрышем.

А как она гордилась собой, когда ей удалось приблизиться к разгадке! Пролетели пустые, бессмысленные дни ее глупостей, когда она мнила себя героиней-спасительницей…

Она уже почти праздновала свою победу, была так близко к цели, а когда прошла в ротонду – уже почти видела там Егора, готовясь к встрече…

И вот – провал и проигрыш.

В своей упорной призрачной погоне она забыла о том, что ей надо было выполнить просьбу Алекса и убедить Ивлеву уехать подальше от опасности.

Вот и дядьку Алекса навсегда потеряла, и он станет только воспоминанием…

Влада застонала, пожелав, чтобы голова разорвалась и никаких мыслей или воспоминаний в ней никогда больше не было вообще.

Перед глазами на стене маячил больничный плакат: «Профилактика гриппа и закалка организма», где добрый врач в очках на картинках учил, как надо жить. Встать бы сейчас и войти в этот плакат, где весь смысл нарисованной жизни состоит в том, чтобы правильно питаться, высыпаться и вовремя делать прививки.

– Ну-ну, милая ты моя, – раздался рядом слегка надтреснутый старческий голос, – родственники всегда переживают, надо держаться. Там сестра твоя в реанимации?