Долг жизни - Чак Вендиг

«План „Крайние меры" претворяется в жизнь», — думает адмирал.

— Хорошо, — говорит Галлиус Ракс. — Продолжай наблюдать. Кредиты поступят на твой счет. — С этими словами он обрывает связь.

Не стоит ли немного подтолкнуть Голаса Арама, который тоже является частью его плана? «Терпение, — распекает он сам себя. — Не мешай крутиться шестеренкам».

Слоун — одна из этих шестеренок.

Именно она распознала стоящую за всем этим тень. И это проблема, которую, впрочем, можно обратить себе на пользу.

Пришло время вызвать гранд-адмирала.

Ей предстоит последнее испытание.

* * *

Комната почти пуста. Белые стены обиты мягким материалом. Из множества окон льется яркий солнечный свет.

В комнате никого нет, кроме Леи и растения в горшке.

Это растение — побег священного дерева с Эндора, хотя некоторые называют его «змеиной головоломкой» из-за его темных ветвей, переплетенных между собой.

Лея вырастила его из крошечного шишковатого желудя, который дал ей маленький эвок по имени Викет. Она посадила желудь в горшок с чандрильской почвой, и, к ее радости и удивлению, тот дал росток.

По предложению Люка она стала сосредоточиваться на деревце во время своих медитаций. Выбежав из зала собраний, она решила прийти именно сюда, чтобы сосредоточиться на чем-то, кроме ситуации в Галактике, зарождающейся Новой Республике и неприятном чувстве, что Мон отчасти ее предала.

Сидя посреди комнаты, Лея освобождает свой разум…

А затем пытается почувствовать деревце.

Она проделывает это как минимум раз в день, но так до сих пор ни разу и не почувствовала растение.

Но вовсе не потому, что она прилагает недостаточно усилий! Сделав глубокий выдох, она пробует очиститься от всяческих мыслей, как учил ее Люк. С этой частью у нее обычно не возникает никаких проблем. Но брат говорил, что с помощью Силы можно ощутить любое живое существо.

Лея клялась ему, что попросту не владеет этой самой таинственной, неощутимой Силой, которой обладает ее брат и — при этой мысли по ее спине пробегает холодок — обладал ее отец. Ее родной отец.

Люк, однако, не перестает утверждать, что со временем она точно так же почувствует Силу, как и он сам. Он объяснял, что именно благодаря ей Лея ощутила его страдания в Облачном городе, когда он, измученный и побитый, уже был готов свалиться в клубящиеся под ним облака. И он пообещал Лее, что обучит ее.

И он действительно ее обучил — по крайней мере, отдельным вещам.

А потом он улетел.

Так же как и Хан.

Люк…

Лея пытается коснуться своим разумом брата, хочет мысленно дотянуться до него, подобно ищущим солнце ветвям. «Ты нужен мне. Мне нужна твоя помощь». Порой Люк бывал наивен, как и подобает мальчишке с фермы, но сейчас ей кажется, что именно эта наивность сейчас и нужна.

Мысли вихрем носятся у нее в голове: сложности политики, любовь к Хану и злость на него, потеря Люка и, самое главное, постоянная тревога за новую жизнь внутри ее…

Внезапно ее кожу начинает покалывать, и разум ее словно отделяется от тела. У нее кружится голова, и ей с трудом удается удержаться на ногах.

«Ох. Ох, ничего себе».

Вот оно!

Подобно яркому пульсирующему сиянию, на нее накатывает доселе незнакомое чувство.

И виной тому не растение, не Люк и даже не Хан.

Это ее ребенок.

Она не просто, как и любая другая мать, чувствует жизнь внутри себя — это ей уже хорошо знакомо. Она и раньше ощущала толчки и шевеления маленького человечка в ее животе. Изжога, тошнота до завтрака, тошнота после завтрака, последующий голод тоже ей не в новинку…

Но здесь нечто совсем иное, существующее отдельно от нее самой. Это не физическое ощущение — оно окружает ее, окутывая словно аромат цветочных джунглей. Внезапно она осознает разум и душу своего малютки, проницательный ум и стальной характер. Во имя Алдераана, из него получится настоящий боец!

Погоди…

Из него?

Это мальчик.

«Это мальчик!»

Она прижимает ладони ко рту, одновременно смеясь и плача. Вот она, та самая светлая сторона, о которой постоянно говорит Люк, — обещание света, обещание новой жизни…

Но тут ее, словно удавка, захлестывает черная кайма темной стороны — ведь по пятам за надеждой спешит все нарастающий подобно сгущающейся тени страх. Страх, что ее ребенок родится в нестабильной Галактике. Страх, что Хан может быть уже мертв. Как и Люк. Вдруг малышу придется расти без отца, без дяди, без наставника? Что после себя оставят в этом мире она и ее сын?

Лея начинает задыхаться и с невероятным трудом втягивает в себя воздух.

«Очисти свой разум. Очисти полностью. Сосредоточься, Лея. Сосредоточься».

Ее ли это мысли?

Или они принадлежат Люку?

* * *

Империю мало волнуют яркие краски — она предпочитает холодный серый фон. Но Галлиус Ракс вырос на мертвой планете, и потому сад, обустроенный на верхних палубах «Разорителя», становится его источником умиротворения.

За его спиной деликатно покашливает Рей Слоун.

Он не оборачивается. Скорее всего, она пришла с бластером. Слоун ему не доверяет и, похоже, чувствует себя в ловушке. Единственный разумный вариант, способный продемонстрировать ее силу, в которой сомневаются некоторые, — прожечь дыру в его спине.

И теперь адмирал флота Ракс надеется это изменить.

— Вы меня презираете, — говорит он, не отводя глаз от стебля красного цветка кубари, чьи уложенные множеством слоев лепестки скрывают самых красивых своих собратьев.

— Нет, — естественно лукавя, отвечает она. — Конечно нет. Я вас уважаю.

— Вы можете презирать и уважать меня одновременно. Примерно так же я относился к нашему бывшему Императору. Он был могуществен и заслуживал уважения. Но вместе с тем он был чудовищем и совершал ошибки.

При живом Палпатине подобное посчитали бы ересью.

Впрочем, отдельные личности посчитают таковой подобные слова и сейчас.

— Как бы то ни было, — в некотором замешательстве отвечает она, — уверяю, за меня можете не беспокоиться.

— И все-таки я за вас беспокоюсь. Я знаю, что вы виделись с Масом Амеддой. Я знаю, что вы всерьез интересовались моим прошлым. Это было не праздное любопытство. И я вполне могу предположить, что прямо сейчас, почувствовав себя загнанной в угол, вы тянетесь к изящному хромированному бластеру на вашем бедре. Но я попросил бы вас не торопиться.

В отражении на бронированном стекле он видит, как ее рука замерла в считаных сантиметрах от оружия. Еще немного, и…