Кто ищет... - Валерий Абрамович Аграновский

этому перечислению, — А. С. ухитрялась, отдав полный рабочий день клинике, лететь потом в экстрасенсорную лабораторию на занятия, вечерами что-то писать, ночами читать, каким-то образом оказываться в Доме ученых на лекции по генной инженерии, в Политехническом на встрече с Д. Самойловым, в консерватории на С. Рихтере, плавать в бассейне, ходить на родительские собрания в школу, кататься с детьми на лыжах, и этому перечню тоже, кажется, нет предела. Одновременно А. С. лечила, в ту пору — меня, а уж коли меня, то и мою дочь — от хронического насморка, жену — от варикозного расширения вен, жену моего брата — от радикулита, и несть нам числа, — растрачивая физические, душевные и, вероятно, биоэнергетические силы с такой непринужденной щедростью, что не просить ее о помощи было невозможно.

Ситуация осложнялась еще тем, что А. С. была бескорыстна, как ребенок, и единственное, на что удавалось ее уговорить, так это брать деньги, компенсирующие траты на такси по дороге ко мне и от меня. (Кстати, на основе уже накопленного опыта истинные экстрасенсы пришли к весьма интересному, хотя и невероятному в нашем понимании, выводу: если биополист озабочен меркантильными соображениями, а попросту говоря, рассчитывает получить за лечение гонорар, его чувствительность притупляется, энергетика слабеет, он не может ставить точные диагнозы, и ему нечего «перекачивать» больным: полное банкротство!)

Внешне А. С. была совершенно лишена загадочности и рокового вида: обыкновенная «врачиха», какими мы привыкли их видеть в больницах и поликлиниках. Она не обращала внимания на свою прическу, одежду, походку, но непрезентабельный вид ее был продиктован вовсе не неумением или нежеланием выглядеть иначе, а совершеннейшей невозможностью покупать драгоценности, делать прически в фирменных парикмахерских и набираться сил и красоты в фешенебельных санаториях. Сильные очки на близоруких глазах, строгое выражение лица при доброй улыбке, тонкая талия, вокруг которой свободно крутится юбка, увещевающий голос, неслышная походка на цыпочках, ступнями чуть-чуть внутрь, словно рядом кто-то спит, будить которого не следует, и поразительная способность заниматься с больными медленно и терпеливо, куда бы она ни торопилась и как бы при этом ни опаздывала. А. С. могла бежать к стоянке такси, затем нестись по городу, подгоняя шофера, снимать пальто еще в лифте, экономя секунды, но стоило ей оказаться перед больным, как она мгновенно преображалась, отрешаясь от всего мирского и суетного, словно попадала на необитаемый остров или в другое измерение, где был иной ритм жизни и действовали иные принципы взаимоотношений между людьми. Она даже переставала следить за движением времени, внося существенное дополнение к известной поговорке о тех, кто «часов не наблюдает», — в том смысле, что этой способностью обладают, оказывается, не только счастливые люди, но и добросовестные. Короче говоря, если пренебречь литературными образами и сравнениями, можно сказать исчерпывающе просто: А. С. была настоящим врачом.

Вместе с тем я до сих пор не могу отделаться от ощущения, что полтора месяца имел дело с человеком… ищу слово, которое, с одной стороны, не обидело бы мою добрую экстрасеншу, но, с другой, было бы близко к тому, что истинно, но ничего путного на ум не приходит, и потому я ограничиваюсь аморфным понятием: странный, — да, полтора месяца я имел дело с человеком странным, что можно объяснить либо тем, что я сумасшедший, либо тем, что — прости, господи! — она ненормальная.

Судите сами. Шесть часов вечера. Звонок в дверь. Жена открывает, А. С. передает мне пальто и, даже не взглянув на свое отражение в зеркале, идет в ванную комнату, наливает воду в таз, заранее приготовленный, и на цыпочках проходит с полным тазом в спальню. Там стоит моя кровать, не застеленная с утра, потому что убирать ее А. С. категорически не позволяет. Едва прикрыв за собою дверь, она начинает двумя руками собирать с постели мое больное биополе, — что вы по этому поводу скажете? — а я вижу через широкую щель, что А. С. собирает не что иное, как воздух, — а что еще можно собирать движениями рук, напоминающими ловлю несуществующих комаров, да еще в моей постели?! — и складывает все это в таз. Затем содержимое таза, то есть воздух энд воду, с большими предосторожностями выливает в туалет, тщательно моет губкой таз и доверить эту простейшую работу моей супруге не может, потому что опасается, как бы она не заразилась бронхиальной астмой. Стало быть, сама А. С. искренне уверена в том, что смертельно рискует, то есть каждодневно совершает подвиг, однако идет на него без какой-либо внешней аффектации, просто и буднично, как только и умеют настоящие врачи, по виду которых никогда не догадаешься, работают они на эпидемии оспы или ветрянки.

Потом А. С. идет в кабинет и принимается за меня. Я жду этого момента, но заранее сгораю от стыда за то, что участвую в мистификации. Прежде всего она измеряет мое артериальное давление крови, сняв пальцами воздух с моей руки и распределив его по всей поверхности деревянной линейки, цифры которой, представьте себе, показывают ей результат. Затем с помощью тонометра и стетоскопа, с которыми А. С. не расстается по истинно врачебной привычке, она снова измеряет давление, чтобы проконтролировать себя и, как я понимаю, ненавязчиво продемонстрировать мне уникальные возможности экстрасенсов, и я действительно не помню случая, чтобы цифры расходились. Но артериальное давление — ладно, опытный врач, допустим, может определить его по габитусу больного, по его поведению или по еще каким-нибудь другим хитрым признакам. А что вы скажете, когда узнаете, что А. С. проделывает этот же номер с внутриглазным давлением? Жестом фокусника она вынимает из глаза больного щепотку воздуха, аккуратно раскладывает на линейку, после чего, хоть стой, хоть падай, говорит результат! Я не поленился однажды и, проводив А. С., тут же поехал в дежурный кабинет глазной больницы, где меня уложили на кушетку, закапали в оба глаза какую-то жидкость, специальным молоточком сняли оттиски со зрачков, перенесли на бумагу, измерили миллиметровкой и — что вы думаете? — объявили те же цифры! Не мистика?

Процесс лечения А. С. осуществляла, в отличие от Дины Джанелидзе, приватно: мы оставались одни в кабинете, зашторивали окна, отключали телефон и зажигали настольную лампу. Во всем доме устанавливалась тишина: ничто не должно было мешать ей сосредоточиваться, а мне расслабляться. Жена и дочь говорили только шепотом, а если были гости, их либо выпроваживали, либо подчиняли общим условиям.

И начиналось — не знаю, как точнее выразиться, — действо. Она усаживала меня в кресло таким образом, чтобы я отвечал требованиям «открытой биологической системы», то есть чтобы мои руки и ноги не соприкасались; думать я должен был при этом о «цуне» — так называют йоги место на человеческом теле, расположенное примерно в двух