Живая пуля - Владимир Колычев

— Не надо! — испуганно мотнула головой Ирка.

— Тогда закрой рот и не дыши!

— Зря все это…

Жора полыхнул взглядом, и девушка с головой залезла под простыню. Дура баба, ничего не понимает в тонких материях. А он свято верил в то, что фортуна щедро вознаградит его, если он сдержит данное Демичевой слово…

* * *

Это было страшней, чем в кошмарном сне. Руки связаны за спиной, на голове мешок, а рядом какой-то урод, который беззастенчиво лапает ее. И под юбку к ней все норовит залезть…

Инна и понять ничего не успела, как ее схватили, сунули в какую-то машину. Там на нее надели наручники. В рот сунули кляп и мешок на голову натянули… Сейчас Инну лапал один урод, а скоро на нее навалятся всей толпой.

Она сопротивлялась как могла, но вот урод взял ее одной рукой за шею, а другой стал раздвигать ей ноги. Инна сжимала бедра, и, чтобы она расслабила мышцы, насильник стал ее душить.

— Сысой, ты что делаешь? — одернул его кто-то.

— Так она же сама хочет, Ваган! — засмеялся урод.

— Смотри, как бы тебя самого не захотели.

Бандит, которого назвали Сысоем, отпустил Инну. Она задергалась, замычала, требуя к себе внимания.

— Видал, Ваган, продолжения требует! — хотохнул Сысой.

— Да нет, она что-то сказать хочет…

На этот раз Сысой сунул руку под мешок, нащупал кляп и выдернул его.

— Ваганов, это ты? — спросила Инна.

Не так уж и трудно было установить личности подельников Желтова. И Румынцева опера вычислили, и Ваганова.

— Ну я, а что? — донесся до нее голос.

— Мы знаем, что это ты избил Корчнова.

Инна понимала, что этим Ваганова не пробьешь, но должна же она была схватиться за соломинку.

— И что?

— Я знаю, кто меня похитил. И в отделе это поймут. Тебя будут искать.

— Меня и так ищут.

— Ищут Желтова. За убийство шестерых человек. Тебя в числе подозреваемых нет. И не будет. Если ты меня сейчас отпустишь, то не будет. И про Корчнова забудь.

— Что, за шкуру свою дрожишь, шлюха ментовская? — презрительно засмеялся Ваганов.

Инна прикусила язык. Стыдно ей вдруг стало. Она ведь действительно искала спасения, потому и предлагала Ваганову сделку, на заключение которой не имела никаких полномочий. Никто не освободит его от ответственности, если он причастен к убийству самородовских боевиков.

— Сысой, ты сними с нее мешок, — сказал Ваган.

— Так она ж дорогу запомнит…

— А если ты ее сейчас трахнешь ненароком? Знаешь, что с тобой менты потом сделают, если она в живых после этого останется?

— А зачем ее в живых оставлять?

— Так вот и я о том же…

С Инны сняли мешок, и она увидел лица своих похитителей. Мерзкие до тошноты, похотливые рожи. Будь у нее сейчас в руках граната, она бы, не задумываясь, вырвала из нее предохранительную чеку и разнесла бы их всех в клочья. Лучше погибнуть, чем достаться на поживу этим ублюдкам.

Но нет у нее гранаты. Зато у этих подонков развязаны руки. Сначала они ее изнасилуют, а потом убьют… Не зря Никита в отпуск ее отправлял. Как чувствовал он, что Желтов потянет к ней свои грязные руки…

Не уберег ее Никита. Но разве можно его в этом винить? У него работа, у нее служба, и они не могут постоянно быть вместе… А он бы не дал ее в обиду, будь он рядом с ней в страшный час. Никита такой, что зубами перегрыз бы им глотки ради нее. Он на все способен, потому что любит ее… Но будет ли он любить ее после того, что с ней произойдет.

— Так, может, вставим телочке, если по-любому мочить? — спросил Сысой.

— Сначала Жора, потом все остальные, — покачал головой Ваган.

Машина ехала по проселочной дороге — вероятность встречи с милицейским патрулем ничтожно мала. А если это и случится, шансов у Инны спастись все равно нет. И у полицейских выжить тоже. Бандиты отморожены на всю голову, раз. И у них автоматы, два.

— А почему Жора? — возмутился Сысой. — У него своя телка есть, пусть с ней зажигает!

— А если он всю жизнь мечтал мента трахнуть? — засмеялся Ваган.

— Ну, так и я об этом мечтаю! Чтобы одна только белая рубашечка с погончиками, без трусов… Чем Жора лучше меня?

— Ничем он тебя не лучше! — выплеснула Инна. — Такая же сволочь, как и ты! Только ты еще ничего не сделал, а его высшая мера ждет! Ты еще можешь выйти сухим из воды!..

— Сысой, пасть ей заткни!

И снова Инне затолкали в рот грязную тряпку.

— Жора ничем не лучше тебя, Сысой, — сказал Ваган. — Он всего лишь круче тебя… Но ты на свою мечту право имеешь. И я хочу первым попробовать полиционершу в белой рубашечке… Жребий бросим. У кого как фишка ляжет, тот так и начнет…

— Ну, если так…

— А руки будешь распускать, на тебя самого фишку бросят. Пацаны голодные, им одной бабы мало, — глумливо хохотнул Ваган.

Сысой больше не лез к Инне, но ведь это было затишьем перед бурей. А буря не заставила себя ждать.

Машина прошла окраиной какой-то деревни, въехала во двор дома. Это была деревянная изба, каких много, но забор здесь сплошной, высокий. Да и поблизости домов не наблюдалось, и если Инну начнут насиловать прямо во дворе, никто не услышит ее криков. И на помощь ей точно никто не придет. Отчаяние держало ее за горло и стало душить, когда из дома к ней вышел Жора. И не было с этим «быком» «телки», о которой говорил Ваган. Инну швырнули ему под ноги. Она упала, ее приподняли, но встать на ноги не позволили.

Жора подошел к ней, рукой взял за подбородок, задрал вверх голову.

— Здравия желаю, гражданин начальник! — Он выдернул тряпку из ее рта. — Какие вопросы, товарищ старший лейтенант?

Щелчком пальцев он сбил какую-то мусоринку с ее погона.

— Зря ты это сделал, Желтов, — превозмогая страх, сказала молодая женщина.

— Это не вопрос, это угроза, — ухмыльнулся Жора. — А я вопросов жду. Хочешь знать, кто заказал Корчнова? Самород его заказал. Хочешь знать, кто заказал Шумова? Самород его заказал. Хочешь знать, кто замочил Шумова? Я его замочил… Ну, чего молчишь? Боишься? Очко играет? А раньше борзая была. Раньше меня не боялась, да? Дружков своих ментовских на меня спускала. Так теперь мой черед глумиться… Румын, ты первый! После меня… Ваган, ты второй!..

Инна зажмурилась, чтобы не видеть ублюдков, которые обступили ее со всех сторон. Бандиты мерзко скалились, представляя, как будут насиловать ее…

Желтов определил очередность, и Сысой даже слово против него не посмел сказать. А как в машине хорохорился…

— Теперь я тебя допрашивать буду…