Анжуйцы - Серж Арденн

– Никогда, я не сомневался в вашей доброте и порядочности, любезный метр Жофилье. Это вино я хочу вручить вам в знак дружбы и глубокой признательности. Да хранит вас Господь.

Серебряный диск исчез со стола, осев в кармане лекаря. Он с упоительной улыбкой принял и сосуд с вином, поклонившись Локрэ. СвященникЮ ответив поклоном, сквозь натянутую улыбку, промолвил:

– А теперь я, как и обещал, препровожу вас к графу. Быть может, в виду того, что уже поздно, пожелаете остаться на ночлег в Труамбере?

Аптекарь вручил исписанный лист бумаги священнику и развел руками.

– Увы, я бы с огромным удовольствием, но меня ждут. Жена одного состоятельного человека занемогла. Вынужден навестить. Да это, слава Святому Дени, здесь недалеко. Мельница возле постоялого двора «Хвост петуха», должно быть знаете?

Падре утвердительно кивнул.

– Там и заночую.

1 гиг – легкий двухколесный экипаж.

2 пье – мера длины = 32,48 см.

3 Король Франции, Карл Восьмой Валуа 1470-1498, прозванный Любезным.

ГЛАВА 25 «Казармы королевских мушкетеров»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.

На улице Де Бак, что выходит к Сене, неподалеку от аббатства Сен-Жермен, располагались казармы мушкетеров Его Величества. Огромный плац, способный вместить не менее, тысячи всадников, обрамленный с трех сторон величественными постройками, украшенными изысканными архитектурными элементами, замыкала высокая кирпичная стена с арочными воротами. Она, так же как и прочие сооружения, не лишенная утонченности и вычурности, дополняла буйство фантазий зодчих воплотивших сие великолепие каменных фасадов. Двухэтажные здания казарм, являвшие пышный венец архитектурной роскоши разных веков, удачно объединенных в едином ансамбле, разделяла просторная площадь, состоящая, в свою очередь, из двух частей. Одна из них, занимавшая примерно треть всего пространства, была вымощена булыжником и отделена от другого участка, невысокой живой изгородью, прерванной посредине широким проездом, соединявшим обе части. Желто-коричневая глинистая почва, утоптанная множеством копыт мушкетерских коней, покрывала две третьи остальной территории и служила манежем для выездки и смотра конной мушкетерской роты, элитного подразделения Дома Короля1 . Капитаном, роты мушкетеров, являлся сам король, но человеком, фактически возглавлявшим подразделение, был наш старый знакомый капитан-лейтенант де Тревиль, которого мушкетеры считали своим командиром, выказывая графу уважение и беспрекословное подчинение.

Карета графа де Тревиля, вкатила через арочные ворота, на заполненную всадниками в голубых плащах, «аля казак»2 , площадь. Конные мушкетеры занимались выездкой, заставляя лошадей, делать плавные и ритмичные переходы из одного аллюра в другой, каприоль, пируэт, пиаффе и прочее. Пускали рысаков испанским шагом, осаживая и переходя в галоп. Словом выполняли все то, что делает всадника с конем одним целым и повышает боеспособность кавалерийского подразделения. Корнеты3, выполнявшие роль инструкторов, маялись без дела, так как каждый из мушкетеров был лихим наездником и не терпел, чьих бы то ни было вмешательств со стороны. Но армия есть армия, а артикул требует безукоризненного выполнения, поэтому четыре младших офицера, укрывшись в тени могучего платана, что раскинулся в углу манежа, развлекали друг друга грубыми, пошловатыми шутками, впрочем, не выходившими за рамки своеобразного армейского юмора. Узрев экипаж командира, они приосанились, отпустив поклоны персоне проезжавшей в карете. Экипаж остановился у невысокого квадратного крыльца, охраняемого несколькими пешими мушкетерами, вооруженными мушкетами и алебардами. Лакей, открыв дверцу, замер в поклоне. Прошло немногим меньше минуты как преисполненный собственной значимости граф де Тревиль, вальяжно покинул салон кареты, по-хозяйски озираясь, ступил на серый булыжник плаца. Роскошь его платья, свидетельствовала о близости капитана ко Двору. Его пышный наряд, не заставлял краснеть новоиспеченного аристократа среди пестрого дворцового убранства, в избытке наполненного придворными остротами утонченных вельмож, мертвой хваткой вцепившихся в ножки золоченого трона, желая извлечь из этого, хоть самую ничтожную личную выгоду и имея возможность первыми в королевстве узнавать все сплетни и слухи. Поднявшись на крыльцо, капитан обернулся, с удовлетворением, оглядев всадников, гарцующих в манеже. За его спиной раздался звук шагов, сопровождаемый звоном шпор. Послышался голос, в котором граф узнал лейтенанта де Франсака.

– Господин капитан, вам депеша.

Метнув на свиток встревоженный взгляд, де Тревиль помрачнел, очевидно, разглядев оттиск вензеля на сургучной печати. Выхватив из рук офицера письмо, он поднялся в свой кабинет.

Панорама Парижа. Новый мост.

Ознакомившись с содержанием послания, капитан бросил его в камин, задумчиво наблюдая, как огонь поглощает бумагу. Заложив руки за спину, граф медленно описал несколько кругов по кабинету, что являлось первым признаком его глубоких раздумий. Затем он подошел к столу, и зазвонил в маленький бронзовый колокольчик. Дверь распахнулась, вошел лакей. Отрешенно глядя в окно, капитан повелительно произнес:

– Я желаю безотлагательно видеть господ Атоса, Портоса, Арамиса и…, да именно их.

Он запнулся, чуть было не проронив имени убитого д’Альбека. Лакей уже направился к выходу, как де Тревиль окликнул его.

– Да! И ещё этого юного гасконца, что на днях зачислен к нам в роту кадетом. Д’Артаньяна!

Тревиль вспомнив о д’Артаньяне улыбнулся. Ему «нравился» этот юноша, а если быть более точным, то, после того как граф из военного всё больше превращался в царедворца и политика, правильней было бы употребить слово – «подходил».

Д’Артаньян являлся человеком, принимая в счет его сложный характер, который, если дожил бы до почтенного сорокалетнего возраста, то, несомненно, раскаивался, смеялся и порицал бы, многое из содеянного им самим, каких-нибудь двадцать лет тому назад. Шевалье был горяч, вспыльчив и прямолинеен как большинство молодых гасконцев, которые, порой чрезмерно, рьяно защищают своё доброе имя, частенько даже там, где повода для этого нет. Жители этой маленькой горной страны, довольно бедны, что так же откладывает на них определенный отпечаток. Они ревностно охраняют свою честь, намереваясь компенсировать собственную финансовую несостоятельность, отвагой и смелостью. Каждый молодой дворянин, прибывший из провинции в Париж, в скором времени начинал понимать, что обойтись без покровительства знатного сеньора весьма непросто. Поэтому если даже не имел рекомендательного письма, обращенного, к кому-либо из влиятельных вельмож, самостоятельно пытался найти и заслужить эту опеку. Д’Артаньяну же в этом отношении повезло больше чем многим другим, по крайней мере, он так полагал. Он не просто нашел себе сюзерена в лице графа де Тревиля, он еще и безгранично доверял, а значит, был предан этому человеку. Капитана вполне устраивала столь бескорыстная, слепая покорность юного земляка, поэтому он приложил все усилия, что бы пристроить его в свою роту, на первых порах, кадетом, осчастливив тем самым юного шевалье и снискав в его лице преданного подчиненного, не требующего лишних пояснений, получая, скажем так, требующие деликатности указания. Ради справедливости стоит отметить, что для карьеры юного гасконца, большего не смог бы сделать даже сам король. Все эти обстоятельства, которые со стороны могли показаться проявлением отеческой заботы о сыне боевого друга, являлись, на самом деле, холодным расчетом персоны, увязнувшей в политических интригах, где любой, даже мало-мальски верный человечек цениться на вес золота.