Анжуйцы - Серж Арденн

– Сеньоры, не желаете ли разделить трапезу в компании соотечественника? Я угощаю.

Один из испанцев, с изуродованным шрамами лицом, обернулся к Констану, медленно поднявшись на ноги. Он подозрительно оглядел пыльный камзол анжуйца, и с недоверием прищурив глаза, произнес:

– А ты откуда здесь взялся, земляк?

– О, у вас сильный акцент – вы португалец?

Не успел шевалье ещё закончить фразу, как один из сидящих за столом, спиной к гвардейцу, резко развернулся, выбросив руку со смертоносным жалом, предприняв попытку пропороть дагой живот де Самойля. Едва успев увернуться, анжуец молниеносно выхватил кинжал, полоснув по горлу испанца. Фонтан алой крови хлынул из раны, брызнув в лицо шевалье. Сверху, на открытой галерее, послышался топот приближающихся шагов. Восемь человек, звеня шпорами, бежали вниз по гулкой деревянной лестнице, с обнаженными шпагами.

– Засада! Гвардейцы к бою!

Закричал де Самойль, обнажив клинок. В тот же миг в дверь ворвался де Сигиньяк. Завязался бой.

– Жиль, какого черта! Я просил вас оставаться снаружи!

Но виконт уже не слышал товарища, он врезался в неразбериху схватки, молча отбивая удары и нанося уколы. Ожесточенность нарастала. Двое бросились на сержанта, но через мгновение один из них упал замертво. Но и у гвардейцев не обошлось без потерь, Сен-Мало был убит при первом же выпаде. Де Любертон отражал удары троих, сдерживая натиск за счет выгодной позиции. Он стоял на лестнице галереи, отчего противники не имели возможности окружить его. Несколько испанцев набросились на де Клюни, прижав его к входной двери. Де Самойль скакал по столу как по раскаленной сковородке, на него вновь накинулись трое. Один из испанцев, огромного роста, криво усмехаясь и сверкая черными глазами, из-под косматой челки, шел на де Сигиньяка. Жиль, был давно не новичок в подобных столкновениях. Он, невзирая на довольно юный возраст, отличался

хладнокровием и немалыми способностями в фехтовании. Его невысокий рост и щуплый торс порой давали неверное представление соперникам о силе и ловкости этого молодого дворянина. Без всякого смятения, он претворился, что отступает, обернувшись спиной к сделавшему шаг вперед противнику, резко отклонился вправо, развернувшись молниеносно, как юла, вонзил шпагу в живот наступавшего. Великан, на прямых ногах, бездыханно рухнул на спину, растрощив несколько стульев. Сигиньяк огляделся. Его взгляд остановился на Любертоне, который был дважды ранен, но и сам уложил одного из нападавших, с трудом отбиваясь от двоих. Если бы не лестница, на которой он вел отчаянную оборону, нормандцу, наверняка, давно пришел бы конец. Он не смел просить, но так жалобно взглянул на Жиля, что тот все понял, и ринулся на помощь.

Де Самойль расправился с двумя из противостоявшей ему троицы, и хотя был ранен, теснил третьего, высокого, длинноволосого провансальца.

Тяжело раненный де Клюни, истекал кровью. Его пробитое плечо и распоротая рука, безжизненно повисшая словно плеть, не оставляли шансов против изощренного соперника, коим оказался португалец с изуродованным лицом. Успев вонзить свой кинжал под ребра лысоватому гасконцу, второму нападавшему, которого смертельно ранил, гвардеец лишился столь грозного оружия, оставшись тет-а-тет с португальцем, вооруженный одной лишь шпагой. Это, несомненно, было чревато смертью. Португалец был искусным и неимоверно жестоким бойцом. Искалечив несчастному де Клюни левую руку, он не спешил прикончить его. Понимая, что соперник слабеет с каждой минутой, он все больше изматывал его, пока не улучив удобный момент, приняв удар на маин гауче1, нанес смертельный удар в шею. Это был страшный удар, не достойный истого дворянина. На изувеченном шрамами лице, появился безжалостный оскал, изъявлявший глубокое наслаждение от собственной кровожадности. Словно подкошенный, гвардеец упал навзничь, еще дергая ногами в предсмертных судорогах. Португалец, вытянув из-за пояса пистолет, неспешно осмотрел поле битвы. Он с призрением, отыскал де Самойля, в тот момент, когда анжуец проткнул своего последнего соперника. Прогремел выстрел. Сержант упал на колено, получив пулю меж лопатками. С неимоверными усилиями, шевалье вновь встал на ноги, обернувшись к стрелявшему, но, сделав два шага к направлению убийцы, упал, уткнувшись лицом в грязный пол.

Хватаясь окровавленными руками за рукоятку торчащего из живота кинжала, оставленного де Клюни, раненный гасконец прохрипел, взывая к португальцу:

– Куарежма! Не бросай! Помоги!

Тот лишь с пренебрежением усмехнулся умирающему и, не теряя времени, под пристальным взглядом де Сигиньяка, выпрыгнул в окно. Жиль, не имел возможности, пуститься в погоню за убийцей друга, он сражался с последним уцелевшим противником. Этот сорокалетний испанец, по-видимому дворянин, был весьма искусным бойцом. Он теснил анжуйца, причиняя ему довольно значительные затруднения. Де Сигиньяк заметно подустал и перешел в защиту, постепенно распрощавшись с мыслью одолеть многоопытного сеньора. Он понимал, что его поражение лишь дело времени, но не мог найти выхода из сложившейся ситуации. Нанеся сильный рубящий удар, слуга Его Католического величества, отбросил изящного виконта к стене. Ударившись о холодные камни, в голове Жиля пронеслись неясные очертания похожие на прощальные воспоминания о прожитой, столь короткой, жизни, когда хлопок разорвал цепь сих скорбных картинок и ощущений. Испанец, как будто его ударили в спину, с вытянутой вверх рукой, сжимавшей эфес, подался вперед и, снеся стол, с грохотом врезавшись в металлический короб очага, повалился на спину. Запахло пороховым дымом. Сигиньяк мутным взором оглядел поле битвы. В опустившейся тиши раздался стук, выпавшего из руки израненного де Любертона пистолета. Лежащий на лестнице нормандец впился окровавленными пальцами в деревянные перила, застонав от боли и лишился чувств.

Жиль подбежал, на неверных ногах, к умирающему де Самойлю.

– Констан, ты слышишь меня?!

Глаза шевалье приоткрылись, он пересохшими губами, тихо произнес:

– Это не важно, главное, чтобы ты слышал меня. Жиль, здесь, под камзолом, вот оно, письмо к дону Риккардо Лаэрто. Запомни это имя.

Сержант положил окровавленную ладонь себе на грудь, указывая место, где хранится послание.

Он закашлял, с трудом сплюнув ярко-красную слюну.

– Немедленно отправляйся в Барселону и передай это послание дону Риккардо. Там ждут. К черту испанца, нам его не настичь. Нас обманули. Жиль на тебя вся надежда. Не подве…

Голова де Самойля повалилась на бок, а изо рта просочилась тонкая алая дорожка. По щекам Сигиньяка побежали слезы. Он закрыл Констану глаза и ещё долго держал на своих коленях голову погибшего друга, сидя на дощатом полу трактира. Горячие слезы виконта капали на мертвецки бледное лицо сержанта. Не известно, сколько времени прошло пока, Жиль пришел в себя. Он бережно положил голову усопшего друга на пол, поднялся и огляделся. Мертвецы и лужи крови покрыли пол таверны. Только де Любертон стонал, закрывая ладонями кровоточащую рану. Де Сигиньяк отыскал напуганного до смерти хозяина харчевни. Отдав ему, свои последние, тридцать шесть ливров, он наказал, что бы де Любертона отнесли в комнату, уложили в постель и послали за лекарем. Остальных же похоронили на местном кладбище по христианским традициям.