Красный Герцог - Владислав Хохлов

что причинило ему целый ворох страданий. К его удивлению, к нему в машину сел Вольфганг и Фенриг; личный отряд направились в кузов грузовиков. Еще один грузовик был средством транспортировки раненных, которых не мог вылечить своими силами местный медик. Они отправлялись в городской госпиталь для реабилитации психологических травм и восстановления физического здоровья.

Генрих был даже рад тому, что он будет в пути не один. Тронувшись с места, они поехали по массивным долинам, которые после холодной зимы восстанавливали свой прелестный зелёный цвет. Генрих вспомнил свои сны, где он стоял на берегу моря, и как перед ним расстилался синий гигант. Сейчас этот колосс был полностью зелёным, а лучи солнца отражались от утренней росы, создавая успокаивающие блики. Прохладный ветер поднимал ввысь отросшую шевелюру Генриха, солнце согревало лицо. Эта идиллия вгоняла в сон и, закрыв глаза, Генрих наслаждался каждым мгновением.

Пару дней они рассекали конвоем через луга и леса. К вечером третьего дня они начали подъезжать к городу. Генриху была знакома эта дорога и он попросил водителя заехать в одно место, он хотел увидеть свою семью прямо сейчас. Водитель не соглашался, но после нескольких минут непрерывной мольбы уже и со стороны Вольфганга, сломался под натиском. Он прекрасно понимал своих пассажиров, и тоже хотел бы увидеть своих родных, если для этого была бы удобная возможность. Свернув с дороги в другом направлении, легковой автомобиль направил конвой прямо к домам Генриха и Вольфганга. Генрих нервничал, он так давно об этом мечтал, и наконец, всё случится. Если ранее, оказываясь в различных волнительных ситуациях, он надеялся, что они окажутся лишь сном, сейчас он боялся очнутся в своей койке. Когда заканчивался вечер и солнце почти зашло за горизонт, показался дом Генриха. Дыхание его перехватило, сердце сжалось, он пытался успокоиться, делая глубокие вдохи и выдохи, но безрезультатно. В голове витали самые разные образы, а организм отказывался воспринимать столь приятную явь.

Остановившись у дома, Генрих покинул машину, он видел свой старый дом, где он вырос и в котором был по-настоящему счастлив. Здание никак не изменилось за прошедшие месяца; недалеко стояла машина Людвига под тяжёлым брезентом, взгляд на которую нагонял тоску. Постройки выглядели так, как и в последний раз, когда Генрих был дома; состояние огорода выглядело ужасающе. «Посевной сезон должен быть в разгаре… Почему никто не занимается огородом» — промелькнула маленькая, но очень важная мысль в голове вернувшегося юноши. Может, он сможет отправить солдат для помощи в поле? Это было бы забавно.

Настал момент воссоединения семьи. Генрих поднялся по деревянным ступеням на веранду. Подойдя к двери, он легким толчком приоткрыл её. Не заперто. Генриху показалось это странным, сейчас всё ещё прохладно и нужно сохранять тепло в доме. Может, просто забыли? Дверь с громким скрипом открылась шире, настолько громким, что Генрих в первую очередь подумал, что какой-то жуткий инструмент заиграл свою непристойную мелодию.

Внутри было тихо, безумно тихо. Юноша ожидал услышать знакомые голоса или хоть какой-то звук деятельности или жизни. Может, он оглох? Но нет… он слышал собственное дыхание, такое громкое и иноземное. Ему хотелось громко сказать: «Привет», но глаза с каждым мгновением цепляли всё новые и новые детали, повествующие о том, что не с кем здесь говорить.

Дом был пуст. Гостиная, которая открылась перед Генрихом, выглядела полностью заброшенной. На столе стояла гора грязной посуды, даже мух не было. Вокруг была только полная тишина и майская прохлада. Шкафы с едой были открыты нараспашку, обнажая пустующее нутро, словно гниющие выпотрошенные рыбы. Приметив все маленькие детали, Генрих начал нервничать. Такая картина была совершенно ненормальной. Он догадывался: «что-то случилось» и начал проверять комнаты. Первый этаж был пуст, в комнате родителей царствовал бардак. Шкаф с одеждой был не тронут, он был открыт и демонстрировал одежду внутри себя; покрывала и подушки с кровати были разбросаны и изорваны в клочья.

Раздался знакомый звук со второго этажа: кто-то наступил на верхнюю ступень лестницы. Генрих поторопился выйти в гостиную, чтобы посмотреть кто спускается. Стоило только ему повернуться, как он увидел, что по гостиной пробежало дикое животное. Худощавый и юркий лис промчался на большой скорости мимо двери и скрылся за пределами дома. «Что здесь делает животное?», — пронеслась какая-то отречённая мысль, словно Генрих никак не мог представить это явление в совокупности с опустошенным домом. Но всё же, лису нечего было делать на втором этаже, поэтому Генрих решил подняться наверх. Каждая ступенька приветливо скрипела под весом старого хозяина. Вместо привычного спокойствия в знакомой обстановке, каждый последующий звук врезался в самое сердце, отрезая по кусочку, пока лязг верхней ступени не вонзился тесаком в душу.

Поднявшись на второй этаж, Генрих видел две двери: в свою комнату и в комнату сестры. Его была закрыта, а дверь в комнату Анны выглядела не так как обычно. Все цветы, которыми всегда была покрыта дверь, лежали на полу, засохшие и истоптанные. Генрих медленно подходил к двери всё ближе и ближе, и, когда он дошел до неё, то почуял знакомый запах разлагающейся плоти, прямо как запах дневника в желтой обложке. В голове промчалась другая жуткая мысль, что книга со своим хозяином каким-то чудовищным случаем оказались в доме Генриха. Именно поэтому, при ощущении этого запаха, страх накапливался с новой силой. Юноше потребовалось время, чтобы собраться с силами и открыть дверь. Пока скрипели петли, перед глазами появлялись самые разные и страшные образы, которые могли произойти.

На кровати Анны кто-то лежал, со спины Генрих видел только худого человека, который скрючившись, не двигаясь, находился в состоянии полного покоя. Небольшими шагами Генрих подходил к кровати ближе, и, когда обошел её полностью, то увидел жуткую картину. На кровати Анны лежала Петра. Мать Генриха была мертва. Её тело представляло собой иссохшую мумию, которая сгорбившись обнимала подушку с вышитым на ней цветком. Эта ужасная картина и осознание того, что Генрих остался совершенно один, добили его. Упав на колени, он начал плакать. Не имея сил сдержать слёзы и крик, он рыдал прямо в кровать своей сестры. Его отец был мёртв, мать мертва, а сестра бесследно исчезла. «Анна… она могла спрятаться в моей комнате!» Поднявшись на ноги и трясясь от волнения и шока, он медленно пошел в свою комнату. Оступившись от головокружения, он упал на пол, но поднявшись пошёл дальше. Открыв дверь, он обнаружил её такой же опустевшей… никого в ней не было. Сестра действительно исчезла, теперь он остался один в этом мире. Бросив