Дилетант - Наталия Левитина

— Пойдем в ресторан, Шушу? — миролюбиво спросил Сергей. — Время.

— Пойдем.

Шушу поднялась, обернула вокруг бедер тонкий разноцветный платок и завязала его узлом на боку. Негр не сводил с нее глаз. Сергей забрал пустые бутылки, полотенца, и они направились в сторону гостиницы.

Жестоко ошибается тот, кто полагает, будто Маша провалялась на диване до одиннадцати утра следующего дня. Ничего подобного! Еще не появилось над горизонтом утреннее солнце, а журналистка уже весело стучала клавишами старенького ноутбука, извлеченного из спортивной сумки (компьютер — подарок одного майора ФСБ, кратковременный роман с которым уложился в полторы недели).

Жестоко ошибается тот, кто полагает, будто Машино эссе изобиловало пошлостями и выражениями типа «блин» и «на фиг». Ничего подобного! Машин стиль отличался легкостью, юмором, эрудированностью и богатством языка. Ее развязность и непосредственность совсем не влияли на текст. Маша писала умно, красиво, интересно, приправляя статью, как перцем, некоторой язвительностью для улучшения читабельности.

Здесь она была профессионалом и добилась значительных высот в управлении словами и предложениями.

В семь утра панорамная статья была готова, и, позавтракав остатками винограда, Маша отправилась на телеграф.

Когда факс был передан, она набрала по автомату домашний номер редактора газеты «М-Репортер». Арка-ша Гилерман уже не спал.

— Привет! — нежно мурлыкала в тяжелую черную трубку Маша. — Как здоровье моего Бублика?

— Лучше спроси, как мое здоровье, — почему-то зло огрызнулся Гилерман.

— Что случилось, Аркадий? Звоню сообщить, что отправила по факсу первую статью. В редакции ее получили. Бегло знакомлю с претендентами на пост мэра и даю зарисовки шлимовской жизни. Бодренько и живенько. Ну, как там мой Бублик?

— Слушай, а он у тебя не голубой? — с подозрением тихо спросил Аркаша.

— Почему голубой? — удивилась Маша. — Он серый!

— Нет, мне кажется, голубой. Он с меня не слазит. Влюбился, что ли?

— А-а… Ну, не знаю! Чем-то ты его, наверно, очаровал, Аркаша. А тут, в Шлимовске, кстати, вовсе не плохо.

— Безумно за тебя рад.

— И что я так сопротивлялась? Не хотела ехать. Вот глупая. Люди здесь отзывчивые и добрые.

— Да неужели? — ехидно спросил Аркадий. — Смотри, чтобы их доброта не довела тебя до вендиспансера.

— Фу, какой ты пошлый! А вчера я ела «Башенку лангуста».

— Это так теперь называется? А ну, брысь, тварь! — закричал мимо трубки редактор.

— Бублик, Бублик! — позвала Маша. — Ну, он ведь хочет со мной поговорить! Не прогоняй его!

— Да не с тобой он хочет поговорить, — зло ответил Аркаша, — а в ухо меня поцеловать. Всего обслюнявил, зараза пушистая.

— Хоть привет от меня передай. Да, Аркаша, какой-то ты стал нервный. Грубый. А раньше был таким мягким, добрым.

— С твоим котом вообще в психушку можно загреметь.

Маша улыбнулась:

— Ну, покедова, старичок! Пойду пошныряю по городу. Глядишь, и на вторую статью наберу материала. Тут, правда, уже и так завязалась шикарная интрига, но дело носит криминальный оттенок, поэтому в моем первом опусе я не стала особо распространяться.

— Что за интрига? — оживился Аркадий.

— Да вот такая интрига. Пока не буду раскрывать карты.

Желание сделать раскаленным гвоздем статьи похищение суворинской дочки было очень велико, но Маша сдержалась. Не была уверена, что потом не последует карательных мер от главы Шлимовска Суворина и его зятя Игоря Шведова вплоть до депортации. Появление в столичной прессе информации об исчезновении Олеси Шведовой было бы для шлимовцев подобно взрыву шаровой молнии. Да и Валерий Александрович понравился ей с первого взгляда, не хотелось вредить.

— Ах ты, сволочь!!! — заорал вдруг Аркадий.

— Ты что?! — возмутилась Маша, но тут же поняла, что слово «сволочь» относится вовсе не к ней, а к ее драгоценному Бублику. — Опять проблемы?

— Вся моя жизнь теперь — одна сплошная проблема! — с горечью отозвался Аркаша. — Из-за твоего гадкого кота! И зачем я послал тебя в командировку?

— Ладно, у меня монетки кончаются. Пока. Еще позвоню.

Когда Маша покидала здание почты и телеграфа, на ее губах играла вредная улыбка. Бублик воплотил в жизнь замысел Маши — заставил Гилермана раскаяться в содеянном. Теперь редактор «М-Репортера» с нетерпением ждет возвращения Маши из Шлимовска, считает дни и страдает от милых шалостей очаровательного Бублика.

А редактор страдал гораздо больше, чем могла себе представить коварная корреспондентка Мария Майская. Последним в списке бубликовских преступлений значилась подлость, совершенная мерзким животным прямо минувшей ночью.

Ночная жизнь Аркадия Гилермана била ключом. Писатель Эдуард Тополь, воспевший в своих произведениях могучий сексуальный магнетизм мужчин еврейской национальности, плакал бы от восторга, увидев тучные стада светловолосых славянок, которые набегами появлялись в квартире Аркаши и вытаптывали острыми каблучками пушистый фуксиевый ковер в его спальне.

И вот, вчерашним вечером, плавно переходящим в летнюю бахчисарайскую ночь, очередное вполне прелестное создание пало жертвой неспокойных черных глаз Аркаши.

— О, как у тебя красиво! — воскликнуло создание, заглядывая первым делом в спальню.

Аркадий настороженно оглядывался: Бублика почему-то нигде не было видно. Обычно он (уже приобрел новую привычку за несколько дней жизни у Гилермана, негодяй!) подлетал к вошедшему Аркадию с воем сирены и бросался к нему на грудь.

— Тебя что-то беспокоит? — спросила девушка. Она потрясла сначала одной, потом другой ногой, сбрасывая туфли на ковер в прихожей — не менее красивый, чем в спальне, — пшенично-коричневый.

— Да так… — неуверенно промямлил Аркаша. Бублик не появился, и Аркаша даже ощутил слабое приятное волнение в груди — надежду, что отвратительный котяра выскользнул утром в дверь и его разорвали на улице собаки. (К слову сказать, Бублик давал собакам по морде — запросто, без долгих раздумий, не церемонясь. Хамству и безапелляционности он учился у своей хозяйки.)

События между тем разворачивались по отработанному сценарию, и особенно приятно редактору было то, что его подопечная обладала светло-русыми волосами, а ее серые глаза имели все же некоторый зеленый оттенок. Конечно, в девушке не было и десятой доли жуткой наглости и самоуверенности, свойственных Маше.

В каждой своей партнерше Аркадий с грустью искал незабываемые Машины черты, пытаясь удовлетвориться копией ввиду зловредности оригинала.

И вот, когда Аркаша, как космический челнок к орбитальной станции, уже подруливал к объекту, полный томительного восторга и предвкушения, откуда-то сверху, с люстры или шкафа, прямо на спину Гилерману свалился, истошно подвывая, пыльный лохматый мешок. Да, это был Бублик, именно он.