Когда дым застилает глаза. Провокационные истории о своей любимой работе от сотрудника крематория - Кейтлин Даути

– Эм, нет.

– Тогда, возможно, вас заинтересует наша рабочая программа для студентов. Студенты могут работать у нас неполный день; они присутствуют на службах, дают указания семьям и так далее. О! Да тут сказано, что вы выпускаетесь в этом году, так что вас это не заинтересует.

– О нет, мне это интересно! Я очень хочу работать в вашей компании, – сказала я максимально воодушевленно, сглатывая желчь, подступившую к горлу. Остаток дня я чувствовала себя ужасно.

На протяжении следующего месяца я подавала резюме во всевозможные компании, хотя прекрасно понимала, что мечтаю снова оказаться в окопах и работать с настоящими телами, настоящей скорбью и настоящей смертью. Я получила ответ из двух организаций: из крематория и очень престижного объединения морга с кладбищем. В итоге я решила прийти на оба собеседования в своем лучшем виде, позволив судьбе сделать выбор за меня.

Кладбище было гламурным, в духе эпохи Старого Голливуда. Это был не «Форест-Лон», но нечто похожее. Когда я проходила через декоративные ворота, то чувствовала себя так, словно восхожу на гору Олимп. На вершине холма стоял особняк с белыми колоннами, рядом с которым располагался двенадцатиуровневый фонтан. Это была страна чудес, где одни похороны могли обойтись в десятки тысяч долларов.

Мне предстояло собеседование с генеральным директором фирмы на вакантную должность распорядителя похорон. Через несколько минут он зашел в фойе с тарелкой шоколадного печенья. Сопровождая меня к лифту, генеральный директор сказал: «Угощайтесь печеньем. Возьмите штучку». Отказаться было бы невежливо. Боясь, что у меня в зубах застрянут кусочки шоколада, я продержала эту сладкую ношу в руке на протяжении всего собеседования.

Выйдя из лифта, мы прошли в его кабинет, огромные окна которого выходили на смертельную утопию. Директор произнес 30-минутный монолог о плюсах и минусах своей организации. Меня могли взять на работу распорядительницей похорон, но он сразу меня предупредил: «Не удивляйтесь, если семьи покойных будут с вами обращаться, как с дворецким. Здесь вы, как бы помягче выразиться, прислуга».

Я бы организовывала похороны для всех, кроме знаменитостей. Этим директор занимался лично. «Понимаете, – сказал директор, – когда в прошлом месяце умер [не будем называть имя], новость о его похоронах просочилась в прессу. Конечно, папарацци заполонили все пространство у ворот. Мне такая публичность нужна не больше, чем кулак в заднице, если вы меня понимаете. Сейчас я сам занимаюсь знаменитостями».

Это не была работа моей мечты, но кладбище хотя бы не принадлежало крупной похоронной корпорации. Что мне пришлось по душе, так это обещание директора, что мне не придется ничего навязывать семьям: более дорогие гробы, роскошные службы, красивые позолоченные урны. Также мне не нужно было говорить: «Вы уверены, что ваша мама не хотела бы гроб из розового дерева? Разве она не заслуживает достойного последнего пути?», чтобы получить премию. В итоге я решила, что это неплохое место, где я смогу зализать раны после колледжа похоронного дела.

После того, как директор сказал мне, что я принята на работу, он попросил меня заполнить форму W-9[84] и показал мне мое новое рабочее место. После этого он пропал на месяц. Я ошибочно предположила, что его речь про «кулак в заднице» означала, что я уже стала частью команды. Очевидно, в организации нашлись люди, куда более приближенные, чем я, потому что в конце концов я получила вежливое письмо от секретаря директора, в котором говорилось, что они решили нанять вместо меня сотрудника из их же компании.

Мое второе собеседование было в крематории, похожем на огромный «Вествинд». Это была настоящая фабрика по утилизации тел: в год в этом крематории сжигали тысячи тел. Его управляющим был Клифф, мужчина, который разговаривал так же монотонно, как Майк, из-за чего я начала верить, что такая манера разговора является необходимым требованием на занимаемой этими людьми должности. Он тоже относился к работе очень серьезно; этот мужчина построил крематорий такого размера, что в нем можно было содержать скаковых андалузских лошадей, которые были его настоящей страстью. В итоге я получила эту работу.

Однако я заняла должность не оператора кремационной печи, а водителя транспортного средства для перевозки тел. Большинство крематориев получают тела в количестве от одного до четырех за один раз, в зависимости от их источника. Мой фургон, высокий дизельный «Додж Спринтер» со встроенными полками, мог уместить сразу 11 тел. В него вошло бы и 12, но тогда одно тело должно было лежать под углом.

Каждый день я ездила туда-сюда по Южной Калифорнии: в Сан-Диего, Палм-Спрингс, Санта-Барбару, забирала тела и отвозила их обратно в крематорий. Мой рабочий день заключался в том, чтобы забирать тела, загружать их в фургон и развозить.

На новой работе я уже не была королевой своего собственного маленького бала, как это было в «Вествинде». Я была лишь деталью паззла, обычным работником. Моя должность была продуктом влияния Джессики Митфорд, результатом растущей популярности ее взгляда на прямую кремацию. Калифорния вновь стала лидером в этом новом способе смерти, как это было с «Форест-Лон», Митфорд и «Бэйсайд Кримэйшен».

В крематории трудились трое молодых латиноамериканцев из Восточного Лос-Анджелеса. Они посменно работали круглыми сутками (и по выходным тоже), сжигая тела в гигантских печах, пламя в которых никогда не гасло. Среди них был хороший и милый Мануэль, который всегда помогал мне выгружать тела из фургона в конце дня; плохой татуированный Эмильяно, все время напоминавший мне о том, что хочет обрюхатить белую девушку, и противный Рики, подстерегавший меня в одной из холодильных камер и угрожающий, если тела были разложены не так, как ему было удобно.

Поток тел, которые необходимо было забрать, никогда не прекращался. Однажды в рождественский сочельник мне позвонила женщина из больницы в Сан-Диего: «Кейтлин, у нас накопилось слишком много тел. Ты нужна нам сегодня же». Так, в середине ночи, пока другие нежились в кроватках и смотрели сны, я поехала из Лос-Анджелеса в Сан-Диего и обратно, как печальный Санта-Клаус с еще более печальным грузом. «Тела были заботливо убраны в холодильник с надеждой, что фургон скоро прибудет…»

Единственное преимущество, которое было у меня как у капитана ковчега с телами, это время для размышлений. Так как каждый день мне приходилось проезжать более 500 км, у меня было много времени, чтобы думать. Иногда я слушала аудиокниги («Моби Дик» на 18 CD-дисках, спасибо большое). В другие дни я включала христианское радио, которое начинало хорошо ловить, как только я выезжала из Лос-Анджелеса. Однако чаще всего я думала о смерти.