Ловушка для птиц - Виктория Платова

Нет, она не станет потрясать Голливудом, но, возможно, вспомнит андерсеновского гадкого утенка. Потому что именно так выглядит эта история для тех, кто рискнул вскарабкаться на коралловый риф. Брошенный всеми мальчик просто обязан был пропасть на заснеженных просторах Сибири; спился бы, или сторчался в местном леспромхозе, или замерз после двухдневного блуждания по тайге. Быть задранным медведем и впоследствии объеденным песцами – тоже ничего себе таежный сиквел. Но у крохи оказался ангел-хранитель – музыка. Музыка звучала в клетке-душе все громче и громче, и всего-то и нужно было, что открыть дверцу и выпустить ее на волю. Он и открыл – скрипичным ключом.

Лучше всего продаются истории успеха. Особенно когда у героя нет никаких шансов на успех. Найдешь такую историю – аудитория обеспечена, – делился как-то своими профессиональными секретами Грунюшкин. А Брагин взял и запомнил. Потом благополучно забыл, а теперь вспомнил снова. И сразу же впал в недоумение: почему Филипп Ерский ни с кем такой вкусняшкой не поделился – хотя бы в формате интимно-доверительного шоу в прайм-тайм. Когда к замочным скважинам приникают миллионы обывателей в надежде рассмотреть, как там, за наглухо закрытыми дверями, живут, совокупляются, предают и лгут знаменитости. Несомненно, вылейся детдомовское прошлое Ерского на экраны – оно прибавило бы ему очков.

Он и так знаменит.

А был бы еще знаменитее – и не в узком кругу ценителей классики, а в самом широком, затрагивающем все часовые пояса. Не говоря уже о том, что медийное узнавание легко монетизируется, нужно лишь оказаться в нужное время в нужном месте.

Он и так богат.

А стал бы еще богаче. Не говоря уже о вале рекламных телеконтрактов, которые могут последовать за уже имеющимися…

Стоп.

Нет у Ерского никаких рекламных контрактов при всей его модельной внешности, – что тоже странно. Существуют же вполне благородные, не вызывающие раздражения товары – безопасные бритвы там, или дезодоранты, или мужской парфюм. Кто-то из знакомых Ерского вспомнил о переговорах, которые вела с ним одна крупная компания по производству крема для бритья. Филипп долго морочил им голову и в конечном итоге отказался.

Почему?

У него отсутствуют аккаунты в соцсетях – в то время, как их заводят даже тараканы (не говоря уже о тварях покрупнее). Прессы, посвященной Ерскому, намного меньше, чем он того заслуживает как крупный музыкант. Все его фотосессии носят случайный характер, а фото с сильными мира сего делаются в основном за границей, для зарубежных изданий. Он почти не дает интервью, а если дает – то ограничивается рассуждениями о музыке и общечеловеческих ценностях; никакой конкретики, никаких подробностей, дверь в его личную жизнь всегда плотно закрыта.

Была плотно закрыта.

Теперь, когда Ерского больше нет, Брагина не покидает ощущение, что разгадку его смерти нужно искать в прошлом, или в проекции этого прошлого на настоящее. А сам Филипп кажется наивным мальчишкой, стоящим посреди замерзшей водной глади. Лед слишком тонок, чтобы выдержать парня, малейшее движение – и ледяная слюда под ним пойдет трещинами, хрустнет и разойдется. Но даже если он не будет двигаться – исход необратим.

Стоять нельзя двигаться.

Где бы ни была поставлена запятая, она не в силах спасти мальчишку со скрипичным ключом.

Добро пожаловать в дивный новый мир с прозрачными, напичканными оптоволокном стенами: здесь можно отследить каждый шаг. И, по цепочке шагов – самое начало пути. Его невозможно замести снегом, забросать опавшими листьями или обрывками афиш. Даже купюрами выложить невозможно – все равно что-то да вылезет.

Какой-нибудь прискорбный факт, о котором хотелось бы забыть навсегда.

Брагин даже пожалел несчастного Филиппа. И жалел до тех пор, пока не вспомнил о визите к Вере Протасовой. И о ее проломленной голове, и о месяце, проведенном в коме. Как она сказала? «Зло никогда не будет наказано».

И еще – «Есть силы, столкновения с которыми лучше избегать».

Остались ли они, после того, как Филипп Ерский перестал существовать, или свернули свою работу? Если зло Филипп – то его уже наказали. Но история явно не закончена, потому что есть еще и девушка из автобуса № 191.

Теперь же некоторые – почти сокровенные – надежды Брагин связывал еще с одной девушкой, Лерой Гавриковой. Он долго решал, кого бы отправить за тридевять земель, в Сибирь, в Томск и Северск, – Гаврикову или Солопченко. По всему выходило, что Артема Солопченко: здоровенного бугая под два метра ростом, обладателя борцовской шеи, кулаков, размером с хорошую хеллоуиновскую тыкву и похожих на колонны ног. Солопченко вполне мог сменить любого из эрмитажных атлантов, если бы тому приспичило прогуляться и размять плечи, – и никто не заметил бы подмены. Да, Солопченко был парнем хоть куда и легко бы справился с внешними обстоятельствами. И перевернул бы Северск, и нахлобучил бы его на Томск, да еще и соседнему Омску досталось бы. Но внешние обстоятельства – не всё. Существуют и внутренние вызовы. И вот тут Солопченко, со своими тыквами, колоннами и воловьими глазами, явно не годился. Сложно шепнуть что-то на ухо человеку, голова которого прячется за облаками. А Брагину как раз и нужен был шепот. Потому что тайны на площадях и под барабанный бой не разглашают. И хрупкой девушке иногда доверяют то, что не всегда доверят мужчине. Именно такой хрупкой девушкой и была Гаврикова. А еще она была хорошенькой блондинкой с кукольным личиком и непреходящей синевой глаз.

Недолгое общение с Гавриковой навело Брагина на мысль, что внешность бывает не только обманчива. С ней можно даже расстаться, одним движением руки дернув за невидимую молнию. Кукольная головка отвалится сама собой – и миру явится миниатюрный Камбербэтч с раскосыми, как у северокорейских патриотов, глазами.

Строгие северокорейские патриоты одержимы укреплением ядерного потенциала и еще черт знает чем. Строгая Лера Гаврикова одержима поисками истины и ради этого, как показали камеры и видеорегистраторы (еще не проинспектированные до конца), готова на все.

В том числе – лететь через полстраны в трехдневную командировку (с возможностью продления, если обнаружится что-то архиважное).

Брагин сам отвез Леру Гаврикову в Пулково. И последние наставления давал уже за шлагбаумом, на подъезде к аэровокзалу.

– Постарайся найти как можно больше людей, которые пересекались с матерью Ерского, и выяснить причину ее самоубийства.

– Я все помню, Сергей Валентинович. Родственников тоже откопаю.

– Так. Теперь детский дом. Наверняка его там не забыли. Собирают материалы о выдающемся воспитаннике. Важно найти тех, кто был знаком с ним в то время. Детдомовские друзья-приятели. Какие-нибудь местные музыканты. Музыкальные школы прошерсти, училища. Не с кондачка же он начал на скрипке играть. И скрипку наверняка не сразу раздобыл, что-то этому предшествовало.

– Я поняла. Не волнуйтесь.

После того как Гаврикова скрылась в здании аэровокзала, помахав ему напоследок растопыренной пятерней, Брагин несколько минут простоял на аварийке. Он размышлял, правильно ли поступил, отправив в ключевые для следствия места желторотую девчонку. И не лучше было бы полететь туда самому, все разузнать, переговорить с людьми и вообще… Дотянуться до вещей, которые ни в какой официальный рапорт не втиснутся.