Зонтик для террориста - Иори Фудзивара

Я вздохнул, автомобиль тронулся с места. Стиль ее вождения образцовым не назовешь. Она дала по газам и с дикой скоростью начала метаться из одного ряда в другой. Абсолютно противоположная манера езды по сравнению с Асаи. Водит отчаяннее, чем якудза. Я хотел ей сказать об этом, но потом передумал. Вздохнул еще раз и спросил:

— Как там с моей просьбой?

— А-а, ты об этом? Ничего не получилось. Мамина секретарша тоже ничего не слышала о Ёко Сибаяме и Юкано Ямадзаки. А как у тебя дела?

Я вкратце пересказал ей свой разговор с мальчиком.

— Значит, все-таки танка, — пробормотала она. — Предположение о том, что Центральный парк — это парк Тюо, тоже оказалось верным. Но скорей всего, маминой фамилии в сборнике нет.

— Я с тобой согласен. Почему ты так решила?

— Ты меня экзаменовать собрался? Ну, ладно. Кажется, я начала понимать ход твоих мыслей. Логическая схема одноклеточного. Значит, так. Полицейские пришли к нему вчера в восемь вечера. Чтобы найти фамилию, много времени не нужно: просмотрел оглавление, и все. То есть, если бы мамина фамилия была в сборнике, полицейские навестили бы меня в тот же вечер и засыпали вопросами.

— Гениально, — сказал я. — Но это не означает, что ее стихов в сборнике нет.

— Возможно, она писала под псевдонимом?

— Именно! — порадовался я. — Псевдонимы не столь распространены среди поэтов танка, как хокку, но и не такая уж редкость.

— Кажется, сейчас моя очередь.

— Ты о чем?

— Ямадзаки — упрямый дедок, ненавидящий СМИ. Как ты думаешь, кого он примет в своем доме? Таких же родственников погибших, как и он сам.

Она была права. Я колебался, обдумывая ее слова. Родственница жертвы взрыва приходит к родственнику другой жертвы. В этом нет ничего противоестественного. По крайней мере, гораздо проще согласиться на эту встречу, чем общаться с любопытными корреспондентами. Это не противоречит обычной морали простых людей.

— Хорошо, — сказал я. — Поручаю тебе общение с Ямадзаки.

Она опять вдавила в пол педаль газа. Я решил не отстегивать ремень безопасности, пока мы не доберемся до дома Ямадзаки.

Как и сказал мальчишка, дом Юкано Ямадзаки находился неподалеку от станции Омори, одно здание вместе с лапшевней. На яркой и оживленной улице только на этом доме была ужасно старая вывеска, которая выделяла его среди всех остальных. Здание выглядело так, будто выпало из общего потока времени. Еще и часа не было, а на двери лапшевни висела табличка «Закрыто».

Токо бросила взгляд на парадный вход и, не мешкая ни секунды, открыла дверь. Закричала громким голосом:

— Есть кто-нибудь?

В глубине лапшевни послышалось шуршание, и из недр кухни вышел старик. Седоватый, лет семидесяти. Добродушным он не выглядел. Не меняя мрачного выражения лица, он пристально посмотрел на нас с Токо.

— Кто такие? — Голос его был под стать лицу. Звучал совсем недружелюбно.

— Дедушка, ты, наверное, папа Юкано-сан? — бодро спросила Токо, полностью игнорируя настрой деда.

— Ты что такая невоспитанная? Я спросил вас, кто вы такие.

— Меня зовут Токо Мацусита.

— Дочкина подружка, что ли?

Она покачала головой:

— Наверное, моя мама была ее подругой.

— Наверное? А кто твоя мать?

— Юко Мацусита. Она погибла тогда же, когда и твоя дочь. Во время взрыва.

На мгновение в глазах старика появилась растерянность.

— Мне очень жаль. И какое у вас ко мне дело?

— Принесли благовония за упокой Юкано-сан.

— А что это за мужик с тобой?

— Мамин приятель.

— Нда-а, — пробормотал старик. — Сюда, — неприветливо бросил он и пошел вглубь лапшевни.

Я следил краем глаза за Токо. Она еле заметно улыбалась. О чем она думает, непонятно. Мы молча последовали за стариком.

На буддийском алтаре в комнате стояла фотография. В черной рамке — умное лицо с правильными чертами. Мы зажгли ароматические палочки, сложили ладони, и затем Токо, посмотрев на фотографию, обратилась к старику:

— Твою дочь, дедушка, тоже очень жаль. У нее все еще было впереди. Она ведь работала начальницей отдела в банке?

Я следил за ней боковым зрением, понемногу выпадая в осадок. Она говорила смело, как взрослый человек, помятый жизнью, познавший и боль, и радость. И одновременно с этим в ее словах чувствовались живые, естественные эмоции.

Старик скривил губы и пробормотал:

— Глупая она. Деловая женщина, или как там оно называется, не знаю, но не потащилась бы незамужняя за границу, ничего и не случилось бы.

— Почему ты думаешь, что виновата заграница?

— Так не вступи она в поэтический кружок в Нью-Йорке, не оказалась бы в этом треклятом парке.

— Ты про что?

— Поэтический кружок, который собирался каждый месяц. Она к ним пошла в тот день, дура.

— А-а, — сказала Токо, — в прессе об этом не писали.

— Пресса твоя — мухи, которые слетаются на людское горе. Я прогнал всех идиотов, которые ко мне приходили.

— Да? И я тоже. Дедушка, может, ты и полиции об этом не говорил?

Старик выдержал паузу и бросил:

— А этих господ я ненавижу еще сильнее. Никогда в жизни им ни слова не скажу.

— И тут мы с тобой похожи. У нас много общего. Дедушка, а почему ты их так не любишь?

— Да всякое было. Может, чайку?

— Ага, — кивнула Токо.

Старик тут же вернулся с чаем: наверное, своим приходом мы оторвали его от чаепития. Принес две хороших чашки с крышками. Токо сделала глоток и сказала:

— Какой вкусный!

Я согласился с ней. Морщины старика стали еще глубже. Легкая улыбка, если хорошо приглядеться. Улыбнулся в первый раз.

— Молодая, а разбираешься. На чае я никогда не экономлю. Позволяю себе роскошь.

— А что плохого немного пороскошествовать? У тебя на самом деле такой вкусный чай.

— Хм, — буркнул старик.

— Дедушка, можно я повторю свой вопрос? Почему ты не любишь представителей власти?

— Моего отца застрелила тайная полиция. Во время прошлой войны. Ну и потом, не доверяю я им.

— Вот оно что. Извини, что заставила тебя вспомнить о прошлом.

— Да ничего. Но вы, наверное, пришли не только соболезнования выражать. Что вам нужно? Не верю я в эти поговорки о несчастье, которое будто бы сближает.

— И я тоже. Вообще-то мы ищем одну вещь, память о маме.