Как жить с французом? - Дарья Мийе

Ради нашего приезда Матьё взял выходной, иначе в этот самый час он сидел бы в каменной хижине посреди лоз и мочил багет в молоке, спасаясь от полуденного зноя. Его дом стоит на вершине холма, и с террасы видны зеленые ряды виноградников, на которых трудятся трое наемных работников из числа соседей и друзей детства. У Матьё мы отдыхаем на полпути к северной границе Прованса. Наша цель романтична и призрачна, как Изумрудный город, — лавандовые поля в окрестностях городка Валенсоль. Тот факт, что самый провансальский вид Прованса удален от Лазурного Берега на десятки километров и отгорожен от него стеной гор, говорит о многом. Только когда курортная недвижимость сменяется жилыми, а не каталожными деревнями, состоящими из трех запутанных узлом улиц и веера никчемных указателей на центральной площади, я понимаю, почему жители Прованса морщатся от слова «Сен-Тропе».

* * *

Два бокала вина — норма для французского водителя. Для водителя провансальского она естественным образом поднимается до трех с половиной, ведь он закален горными серпантинами, уклонами под шестьдесят градусов, дикими свиньями, перебегающими дорогу в неположенных местах, слепыми поворотами и искусительными указателями на винодельни с бесплатной дегустацией. Мы покинули поместье Матьё, изрядно накачанные его продукцией.

Лаванда — квинтэссенция Прованса. Расчесанные на аккуратные проборы, ее фиолетовые кусты тянутся по валенсольским полям в обе стороны от дороги. Здесь, на севере, Прованс наконец становится самим собой — краем соломенных шляп, клетчатых передников, радостного огородничества, легкого розового вина и забористого шнапса. Цветочный запах проникает в приоткрытые окна, пропитывает салон, одежду, волосы; солнечные лучи выписывают вензеля на капоте, который вдруг оказывается насыщенного синего цвета. То тут, то там посреди разлинованного инопланетного пейзажа торчат кочерыжками каменные хижины — полуденные убежища полевых работников. Будь у меня фамильный капиталец, я бы развернула на этих хибарках целый агротуристический бизнес: туристы спят на соломенных лежаках, встают с петухами, греют воду на камнях, до полудня собирают лаванду под присмотром хозяина полей, на ланч получают буханку душистого хлеба, ломоть козьего сыра и свеженадоенное молоко. Сиеста — в хижине (настольные игры). Вечером — купание в горной реке и распитие розового вина. Трансфер до аэропорта — на лошадях. Неделя проживания — семь тысяч евро, и все довольны. Я и Матьё предложила эту бизнес-идею — она бы помогла ему здорово экономить на наемных работниках. Он только устало посмотрел на меня из-под соломенной шляпы. «Лоза не терпит разгильдяев, Дарья», — говорил его взгляд.

Фантазия местных владельцев гостиниц пока остановилась на кемпингах. Видимо, если Гийом сидит на соседнем сиденье, кемпинга никак не миновать. Вопреки моим опасениям, он оказался вовсе не палаточным городком, а вполне себе благоустроенной турбазой с деревянными домиками и вечерней развлекательной программой. За ночь, проведенную там, мы так пропитались запахом лаванды, что нас можно было оборачивать клетчатой тканью, перевязывать соломкой и смело продавать в сувенирной лавке рядом с ароматическими саше.

* * *

На обратном пути к побережью мы, закусив губы, проезжали мимо указателей один другого завлекательнее. По французской традиции на них название каждого города сопровождается схематичным изображением его главной достопримечательности, чтобы разжечь туристский аппетит. Позади остались уже пять замков, три моста, один водопад и таинственный силуэт человека. Но одно место пропустить нельзя, сюда специально приезжают со времен Крестовых походов, а мы так кстати оказались в нескольких километрах, — это пещера Сент-Бом, где провела тридцать лет Мария Магдалина. Маленький алтарь и рядом несколько сидячих мест под грубо отесанными каменными сводами — камерность затворнического грота, обнаруженного в XIII веке, сохраняется, несмотря на многочисленных пилигримов и щедрые пожертвования монархов прошлого. Однако посетители задерживаются не у мраморного алтаря, а возле небольшого валуна, единственного сухого места во влажной от родников пещере: по преданию, именно здесь Мария Магдалина устраивалась на ночь. Сейчас «спальное место» отгородили массивной решеткой, потому что паломники изрядно расковыряли горную породу, стараясь увезти с собой «пух из Магдалиновой перины». Мария Магдалина — любимый библейский персонаж жителей Прованса. Этому региону, разгульному, любвеобильному и целомудренному одновременно, трудно было бы найти себе более подходящую покровительницу. Здесь пьют много вина, но видят вещи в истинном свете; здесь, уверенные в непогрешимости любви, частенько изменяют законным супругам; здесь ленятся на износ — так же, как и работают. Яркий пример последнего — Мийе-старший. Он дал семье обещание выкопать бассейн, но это противоречит его установке спать два часа во время сиесты для поддержания формы, идет вразрез с привычкой выпивать по вечерам пиво с приятелями-спасателями для сохранения социальной сети и никак не вяжется с обычаем ходить в пешие походы до Пиренеев для расширения кругозора. Мийе-старший борется с собой, но, судя по едва наметившемуся котловану, часто проигрывает.

— Папа, ты же обещал закончить к августу! — воскликнул Гийом, увидев развороченный работами участок из-за спины обнимающего его родителя.

— Обещал — значит сделаю, — ответил в усы Мийе-старший.

— Но ведь август уже в следующем месяце! — раздосадованно напомнил Гийом.

— Но я ведь не уточнял, к августу какого года, — ответил отец и громко рассмеялся своей шутке. — Вы непременно должны съездить в одно место, тут неподалеку, — быстро сменил он тему. — Водил туда моих юных спасателей на прошлой неделе — они в полном восторге. Надеюсь, Дарья не боится высоты?

Синяк, что разливался по моей левой щеке, был того же насыщенно-синего цвета, что и платье, в котором мне предстоит послезавтра идти на свадьбу Себастьяна и Анаис. Чем синее он становился, тем больше я сомневалась, что предстоит. Перед глазами плыли черные пятна, голова гудела, к горлу подкатывал ком из самых недр желудка. Я выпила еще пять пилюль арники и упала обратно на влажные простыни — в Провансе стояла обычная для июля жара в тридцать шесть градусов…

Из моей биографии нельзя выкинуть тот факт, что в десятилетнем возрасте для меня не было лучшего развлечения, чем качаться на ветру, обхватив всем телом верхушку двадцатиметровой ели, что росла прямо за забором дачного участка. Поэтому приглашение в парк развлечений, где надо карабкаться по стволам, скакать по сучкам и перебираться с дерева на дерево по корявым веткам, я восприняла с неприличным для взрослого человека энтузиазмом.

Парк «Аубре» устроен в лесу, в пятидесяти километрах севернее Тулона. Между вековыми кедрами на высоте двадцати — тридцати метров проложены полосы препятствий. От ствола к стволу тянутся канаты и веревочные дорожки, скользкие бревенчатые мостики и подвешенные на веревках бочки, по которым нужно пройти. Иногда между платформами, закрепленными на стволах, приходится летать на тарзанке или скользить вниз с бешеной скоростью, будучи подвешенным на карабине к металлическому тросу. В парк регулярно выезжают спасатели — отлеплять от дерева кого-то, кто заложил слишком крутой вираж на тарзанке, снимать с платформы пораженного приступом боязни высоты, вытаскивать запутавшегося дошкольника из веревочной клетки или клаустрофоба — из качающейся бочки.