Сильверсмит - Л. Дж. Кларен

все еще училась, но благодарность давалась легко. — За все. За заботу и гостеприимство.

— Это честь для меня, моя королева, — он искренне, тепло улыбнулся. — Внизу есть еще одна ванная, если понадобится, — он кивнул на дверь через коридор, — кажется, ваша подруга уже заняла эту.

Он сделал шаг назад и снова изящно поклонился.

Я вышла из мужской комнаты и пересекла коридор в ту, что предстояло делить с Джеммой. Внутри стояла дубовая кровать с резными столбами, достаточно большая для нас обеих, рядом — гардероб и туалетный столик в том же стиле.

Простыни цвета слоновой кости, одеяла алые. Джемма уже разожгла камин. Перед очагом лежала шкура бурого медведя, напомнившая мне о северном Уорриче. На стуле в углу — ее раскрытая сумка, уже перерытая.

Я потянулась закрыть дверь, но в проем шагнула тяжелая нога в сапоге.

— Ариэлла, подожди. Пожалуйста.

Его низкий, хрипловатый голос заставил меня замереть. Я приоткрыла дверь, и его массивная фигура заполнила весь проем. На красивом лице читалась тревога, морщина у пересекающего бровь шрама пролегла глубже.

— Мне нужно извиниться, — сказал он, с усилием сглотнув, кадык дернулся на крепкой шее. Он шагнул в комнату. — Я был… да и остаюсь идиотом. Вспыльчивым, чрезмерно опекающим идиотом. Ты не ребенок. Не питомец. Не хрупкая принцесса, которую нужно усмирять и оберегать. Ты воин. Королева. Женщина со своими возможностями, желаниями и мыслями — прекрасными, проницательными мыслями. И ты — удивительная. От тебя… захватывает дыхание, — голос его дрогнул, и трещина прошла прямо по моему сердцу. — Просто… прошло слишком много времени с тех пор, как что-то… кто-то действительно стал для меня важен. Так что прости, если я не всегда умею держать себя в руках и быть таким, как ты заслуживаешь.

Я замерла, не в силах ни двинуться, ни вымолвить слова. Его слова — словно бальзам, мягко стирали остатки злости. Слишком легко, может быть, но я не смогла сопротивляться. Не хотела сердиться.

— Спасибо, — выдохнула я.

— И для меня честь быть твоим… другом, — произнес он, будто слово само царапало ему горло.

Мне тоже было больно. Мое сердце ненавидело это слово — слишком простое, слишком тесное, чтобы вместить все, что связывало нас: понимание, нежность, ту тихую близость, что жила между нами. Но тысячи людей нуждались во мне как в королеве. На кону были жизни невинных, и я не имела права даже думать об иной возможности. О возможности быть с ним.

Я поклялась повторять это себе снова и снова.

— Даймонд приготовит для нас ужин, — сказал Гэвин, переминаясь в дверях, будто нарочно, чтобы я посмотрела на него еще раз. — Не спеши. Освежись, искупайся, переоденься, отдохни. Я подожду в коридоре и спущусь с тобой.

Я кивнула, но внутри зудела другая мысль. Точнее — другой человек. Эзра. Если мне и правда нужно держаться в пяти шагах от Гэвина, чтобы оставаться в безопасности, я соглашусь. Но это не оправдывало то, что он сделал с моим кузеном.

— Гэвин.

Он тут же повернулся с надеждой в глазах.

— Да?

— Тебе стоит извиниться перед Эзрой.

Ноздри его дрогнули. Я твердо стояла на своем, и он, наконец, тяжело выдохнул.

— Это… успокоит тебя?

Я кивнула.

— Да.

На его челюсти дернулся мускул.

— Тогда я сделаю это ради тебя.

За ним тихо закрылась дверь спальни, замок щелкнул.

Я выдохнула, села на кровать и сняла сапоги.

Часть меня хотела просто лечь, укутаться одеялом и позволить той черной ночи, которую я видела в глазах Никсара, убаюкать меня. А другая — наоборот: встать, спуститься вниз, ощутить все, каждую минуту жизни, пока еще могла.

До Пещер.

До свадьбы с человеком, которого я, возможно, не хотела.

До войны.

До того, как мне, вероятно, придется попрощаться с…

Я поморщилась, отгоняя мысль.

Сначала — ванна.

Глава 17

Ариэлла

Я позволила мужчинам воспользоваться ванной внизу и подождала, пока Джемма закончит. Когда настала моя очередь наверху, я не спешила.

Последние несколько дней реки и озера были нашим единственным источником воды. Горячая ванна обжигала кожу, вытягивая из меня пот, напряжение и смерть, пропитавшую поры. Возрождая. Это было блаженство.

Когда я закончила, переоделась в обтягивающие черные штаны, которые Джемма одолжила мне несколько дней назад. Они были чуть длинноваты, но я заправила лишнюю ткань в голенища сапог, и так скрыла это. Нашла шалфейно-зеленую блузку с расклешенными рукавами и перекрещивающейся завязкой на талии, с довольно щедрым вырезом. Ткань напоминала бархат с узором темно-зеленых цветов. Еще один подарок от Джеммы — она как-то притащила мне из Фрейберна пару вещей, но надеть их раньше я не успела.

Я распустила волосы — еще влажные, но уже расчесанные, гладкие, освобожденные от косы и небрежного пучка. Они мягко скользнули по плечам и спине.

Зеркало на трюмо показало мне женщину, в которой я с трудом себя узнавала. Грудь оказалась полнее, чем я думала, несмотря на хрупкую фигуру, не слишком подходящую для воина. Обычно скрытая под просторными рубахами и ночными сорочками, я никогда не придавала значения своим изгибам. И уж точно не заботилась о них.

Но этот наряд намекал — то, что было когда-то, возвращается. Ткань брюк подчеркивала легкий изгиб бедер. Грудь выглядела чуть более чувственно. Одна ладонь едва могла обхватить ее полностью, и я…

Я шумно втянула воздух и тут же выдохнула, прогоняя непрошеную мысль.

Если я не научусь держать в узде свое воображение, то долго там, снаружи, не продержусь.

С рукой на дверной ручке я замерла, будто давая себе шанс передумать, но все было прикрыто, ничего лишнего не видно. И если Джемма, которая всегда делает, что хочет, не задумываясь надела бы это, то и я могла. Хотя бы сегодня. В свой день рождения.

Я глубоко вдохнула и открыла дверь.

Гэвин резко выпрямился, оторвавшись от стены, где стоял, — глаза его распахнулись, в них промелькнула паника. Он был весь в черном, короткие рукава обнажали каждую линию закаленного тела, каждую татуировку.

— Нет, — голос сорвался — хриплый, надтреснутый, будто в мольбе.

И, готова поклясться, он сглотнул так, что этот звук будто прорезал тишину.

— Что? — спросила я.

— Нет, Ариэлла, — голос стал твердым и низким, без намека на прежнюю растерянность.

— Нет что?

— Ты не наденешь это.

Я скрестила руки на груди, и он мгновенно вспыхнул взглядом. Щеки залились жаром, когда я поняла, что этим движением только сильнее подчеркнула грудь.

— Прошу прощения?

— Нет, — выдохнул он глухо, болезненно, словно каждое слово резало горло. — Ни за что, блядь.

У меня похолодело внутри. Значит,