Тени тевтонов - Алексей Иванов

– Понимаете, – сказал Морис, – хотя бы каждая десятая такая вещь должна быть изогнута вот так…

Морис пальцами изогнул рычажок.

– Тогда мина не взорвётся? – догадался Клиховский.

Майор Морис не ответил и спрятал рычажок.

– Если контролёры обнаружат дефект, меня расстреляют.

– Да, – согласился Морис. – Но если вы донесёте, то всё равно не избежите расстрела. Правда, вас расстреляют вместе со мной и всей бригадой.

– Я никого не выдам, – пообещал Клиховский. – Но и участвовать в ваших диверсиях не буду. Я хочу вернуться домой. У меня три сына.

– Никто из нас не вернётся, – возразил Морис. – Когда русские подойдут к Пиллау, немцы нас уничтожат. Это случится месяца через два.

В лагере при форте Штиле сидели военнопленные европейских армий – бельгийцы, французы, англичане. Содержали и кормили их неплохо, они получали посылки от Красного Креста. Охрана относилась к ним по-дружески, угощала сигаретами. От охранников заключённые Штиле узнавали новости. В середине января русские начали наступление на Восточную Пруссию – на Инстербург и на Эльбинг. Вскоре немцы оставили Варшаву. Все понимали, что рейх обречён. Нацисты проиграли войну, и капитуляция – вопрос времени.

– Вы – бывший военный, майор Морис, – зло сказал Клиховский. – Вы плохо сделали своё военное дело, и нацисты вас победили. А я – историк, и я хочу сделать своё дело хорошо. Не мешайте мне.

Уязвлённый майор Морис перевёл Клиховского на работу в другой цех – на выгрузку и транспортировку боеприпасов. В этом деле пригодились навыки такелажника, полученные Клиховским на судоверфи Данцига. В длинном каземате – на конечной станции железной дороги – был сооружён перрон. Через металлические ворота мотовоз вталкивал в каземат вагонетки с минами и торпедами. С помощью талей заключённые перекладывали боеприпасы на спецтележки и дальше вручную развозили по разным цехам.

Двадцать пятого января, принимая торпеду, майор Морис тихо сказал Клиховскому:

– Запомните, дружище. Тоннель, который ведёт к гавани, пересекается с большой галереей. На пересечении находится поворотный круг железной дороги. Путь направо – к станции, где сходятся все подземные коммуникации. Путь налево – к Лохштедту. Лохштедская часть ветки сейчас не используется, но кое-где там есть вентиляционные колодцы.

– Зачем вы это мне говорите? – удивился Клиховский.

– Просто имейте в виду, – ответил Морис.

Много позже, узнав все обстоятельства, Клиховский восстановил картину того дня. Морис и его товарищи совершили самоубийственную диверсию: взорвали свой цех. Взрыв был такой силы, что разворотил утробу Штиле – на месте строений и катакомб образовался гигантский дымящийся кратер. По лесам расшвыряло бетонные обломки, град из кирпичей издырявил крыши Пиллау, снег вокруг форта пожелтел от распылённого тротила. Контуженные заговорщики, уцелевшие в дальних цехах, в кромешной тьме набросились на охранников, кололи отвёртками и резали заточенными железками. Конечно, шансов у них не было никаких. Они лишь хотели хоть чем-то помочь Красной армии, которая взламывала рубежи обороны Восточной Пруссии. И утром на берегу залива немцы расстреляли тех, кто остался жив после взрыва и бунта.

А в каземате, где находился Клиховский, ударная волна повалила всех на пол. Вагонетки, будто перепуганные овцы, от толчка дружно покатились по рельсам и выбили ворота; густая туча пыли хлынула из транспортной потерны и затопила каземат. Клиховский не растерялся. Кашляя, он пополз в сторону ворот и выбрался в тоннель. Свет здесь уже не горел. Клиховский поднялся на ноги и, шатаясь, побежал по шпалам куда-то в тёмную глубину. Его догнала ударная волна от второго взрыва – в цехах форта ещё что-то сдетонировало. Упругое сотрясение грунта раскололо бетонную трубу тоннеля, и Клиховского смела и поглотила осыпь из кусков бетона, песка и каменного крошева.

Под обвалом он пролежал, наверное, несколько часов. Первым его чувством был ужас от погребения заживо. Он извивался в давящей угловатой тесноте и ворочался, раскачивал и отталкивал неподъёмные глыбы. Каким-то чудом ему удалось протиснуться в щель и высвободиться. На четвереньках, ощупывая шпалы, он упрямо двинулся вперёд и дотащился до поворотного круга, освещённого красным фонарём. Морис говорил, что надо налево.

Путь по тоннелю подземной железной дороги показался Клиховскому бесконечным. Он не ощущал ни времени, ни пространства, только сплошная тьма, а под ногами – шпалы и рельсы. Неизвестно откуда плыли призрачные, еле различимые шумы. Холод пробирал до костей, саднили колени и ладони. Клиховский не останавливался: он боялся, что сделает паузу в движении – и перепутает направление вперёд и назад. Он ковылял и ковылял. Он знал, что дорога не бесконечна. И наконец почувствовал на лице лёгкое прикосновение снежинки. Снег просеивался сквозь решётку, закрывающую вентиляционный колодец. Подняв голову, Клиховский ничего не увидел – на улице была ночь.

Под колодцем он просидел до рассвета, а потом переждал ещё и весь день. У него было время подумать. И он придумал, что ему делать на свободе.

* * *

Клиховский рассказывал о себе кратко и чётко, но без лишних эмоций и подробностей. Володя слушал. Клиховский был уверен, что контролирует этого русского солдата, однако солдату вскоре всё равно придётся принимать решения самостоятельно, значит, он должен знать о Лигуэте. Не ведая сути библейского меча, он может совершить ошибку.

Клиховский не делал тайны из Лигуэта, ведь не важно, обладает Лигуэт магическими свойствами или нет. Важно, чтобы солдат Володя понимал цели Клиховского.

Они снова забрались в дровяной сарай во дворе дома Людерса и затащили за собой труп Гуго фон Дитца. Близость покойника их не смущала – оба уже вдоволь насмотрелись на мертвецов. Небо на востоке осветилось красным и жёлтым, словно в Кёнигсберге продолжалась война, и в предрассветном синем сумраке проступили розовые, выщербленные стены квартала.

– Почему вы не хо-хотите сотрудничать открыто? – спросил Володя.

– Вы забываете, что Лигуэт – оружие, – усмехнулся Клиховский. – Его не отдадут частному человеку. Всегда найдётся магистр. Особенно у вас.

– Жаль, что вы так плохо относитесь к ру-русским, – искренне сказал Володя. Ему и вправду было обидно. – Это из-за брата?

– У моего брата вы забрали жизнь. А у моей родины – свободу.

– Мы изгнали на-нацистов. У вашей родины долг перед моим народом.

– Нам его навязали, – жёстко ответил Клиховский.

Володя почувствовал, что упёрся в непреодолимую стену.

Конечно, поляк был прав. Но он судил с высоты каких-то недоступных людям небес. А здесь, на земле, не могло получиться иначе. Польша никогда бы не победила фашистскую Германию. Её мог победить только Советский Союз. И Польша должна была это принять. Но не желала. Да и никто не желал. И в глухие леса, где ещё прятались фашистские недобитки вроде «Вервольфа», уходили бойцы Армии Крайовой и «зелёные братья» Прибалтики.