Час последнего патрона - Альберт Байкалов

Каратель выразительно кивнул и устремился выполнять приказ.

— Куда! — Проявив незаурядную прыть, Николай вскочил и толкнул Гниляка в грудь.

Тот не удержался на ногах и полетел на Берсу.

Из комнаты донеслись крики и звон стекла.

Женщина завопила и вцепилась Мосляку в лицо. Тот схватил ее за подбородок, с силой сдавил и толкнул. Она перелетела через всю кухню, врезалась в стену затылком и без чувств сползла на пол.

— Изуверы! — взревел Николай, хватая табурет.

Однако он успел лишь поднять его над головой. В следующий момент Мосляк двинул ему кулаком в подбородок. Мужчина развернулся вокруг своей оси и выронил табурет на спину Гниляка, который как раз пытался выпрямиться. Увидев, как он скорчился от боли, Берса положил ему на лоб ладонь и с силой толкнул. Гниляк упал под ноги Николая.

Занавеска отлетела в сторону, и на пороге появилась младшая дочь Соколовых. Кофточка на ней была разодрана, губы разбиты.

— Папа!

— Иди ко мне! — Мосляк вытянул к ней руки. — Сладкая моя!

В следующий момент Николай бросился ему на спину. Мосляк не удержался на ногах и полетел на пол. Гниляк поднялся и бросился на помощь дружку. Они навалились на Николая и стали мутузить его кулаками.

— Мама! — вопила девушка, прижав ладони к щекам.

— Сука! — Гниляк залепил ей кулаком в лицо.

Она влетела в комнату и упала на спину.

— Ну вот и все. — Гниляк трясущимися руками расстегнул ремень, перешагнул через хозяина дома и навалился на девушку.

— Что же привело тебя в эти края? — оглядывая студию, спросил Вахид. — Ты не похож на человека, для которого война является смыслом жизни.

— Правильно, — сказал абу-Кутейб, усаживаясь в неглубокое кресло. — Я вне войны и даже мира.

— Разве так бывает? — Вахид откинулся на спинку дивана.

— Я над всем этим. — Кутейб поднял локти и скрючил пальцы словно сокол, зависший над мышью.

— Уж не хочешь ли ты сравнить себя с богом?

— Я художник! — Кутейб ударил ладонями по подлокотникам кресла.

— Где же твои картины? — Шамиль обвел удивленным взглядом комнату, заставленную видеокамерами и разными приспособлениями, назначения которых он не знал.

Кутейб улыбнулся так, словно перед ним был несмышленый ребенок.

— Я снимаю кино…

— Погоди! — Словно силясь что-то вспомнить, Вахид поднял указательный палец. — Убийство перед телекамерой американского журналиста — твоих рук дело?

— Да!

— Хорошо снято, — на полном серьезе похвалил Вахид. — Но что тут такого?

— Как ты думаешь, что испытывают мои соотечественники, когда просматривают в Интернете небольшие фильмы от Исламского халифата?

— Страх? — попытался угадать Вахид.

— И не только. Их восхищает то, что делают наши братья.

— Возможно, ты и прав, — задумчиво проговорил Вахид.

— Людям приелся голливудский продукт. Сняты тысячи фильмов, никого уже не удивишь самыми изощренными спецэффектами. Все подспудно знают, что смерть на экране не настоящая. То, что делаю я, — абсолютно новое направление мирового искусства. Люди тянутся к нему. Но мы работаем не только для того, чтобы запугать обывателя. Именно от нас мусульмане во всем мире узнают правду о настоящем исламе, после чего едут сюда, чтобы влиться в наши ряды. На первый взгляд ничего особенного в моих маленьких работах нет. Но я при минимуме средств добиваюсь максимального результата. Зритель получает шок. Мне приходится задействовать десятки, а иногда и сотни актеров, половина из которых играет свою последнюю и единственную в жизни роль. У нас целый штат специалистов из Германии, Франции, Нидерландов и Америки. Мы переводим свой материал на все языки мира.

— Наверное, вам хорошо платят? — осторожно предположил Шамиль.

— Конечно, мой заработок не сравнить с голливудскими гонорарами, но на жизнь хватает. На самом деле работа тяжелая. Не каждый с первого дубля будет красиво идти, брать нож, да и не все жертвы к началу казни находятся в адекватном состоянии. Иногда мы начинаем снимать ранним утром, а реально убиваем «артистов» лишь на следующий день. Кто-то может упасть прямо в кадре, кто-то обделаться…

— У меня все готово, — раздался чей-то голос.

Вахид обернулся и увидел в дверях молодого паренька европейской наружности.

— Что было? — строго спросил его Кутейб.

— Хакеры атаковали. — Паренек виновато шмыгнул носом и исчез.

— Пошли. — Кутейб встал. — У нас с утра не работали компьютеры.

За дверьми был целый съемочный павильон. Под потолком крепились лампы и софиты. Свисали микрофоны и камеры. На фоне перегородки из серого материала стояли стол и кресло с низкой спинкой.

— Проходи, садись. — Кутейб посмотрел на Вахида. — Ты, кстати, подготовил текст?

— Так буду говорить, — отмахнулся Вахид.

Он прошел к столу и сел. Сбоку возникла женщина в хиджабе, ловко провела толстой кистью у него по лбу и под глазами, потом отошла.

— Готов? — раздался голос Кутейба.

Вахид выразительно кивнул.

За пять дней рейда по тылам ополчения Берса вымотался на нет. Им удалось устроить провокацию еще в одном селе, однако после этого пришлось прятаться. Последнюю ночь они провели в выгоревшем дотла бронетранспортере. Спали по очереди, огня не разводили. Все находились на пределе своих возможностей. Глаза воспалились, губы потрескались, одежда, набухшая сыростью и потом, противно и мерзко прилипала к зудевшему телу.

Под утро вышел на связь Крикун. Он сообщил, что вопреки ожиданиям беспредел ряженых боевиков не произвел особого эффекта. Никто не хотел верить, что изнасилования и побои местного населения — дело рук ополченцев.

— Может, не стоит больше испытывать судьбу? — взмолился Гниляк, когда они подошли к крайнему дому. — Известие о том, что кто-то терроризирует местное население, уже разнеслось по всем селам. Нас могут ждать.

— Ты боишься? — спросил Берса.

— Сам же сказал, люди не верят, что их кошмарят ополченцы.

— А что ты собираешься есть?

— Неужели нельзя потерпеть? — сказал Мосляк.

— Ты уже едва ноги волочишь, — зло проговорил Берса. — А завтра и вовсе упадешь. Чтобы хорошо воевать, надо есть.

— Все равно у людей здесь уже мыши повесились, — стоял на своем Мосляк.

— Глупый! — Берса скрипнул зубами. — Не слышишь, там собаки лают?