Рыжие волосы, зеленые глаза - Звева Казати Модиньяни

В конце концовМария поднялась и, вернувшись к окну, вновь выглянула из-за занавесок вбольшой, погруженный в молчание сад. Она заметила двух мужчин, едва различимыхв темноте. Крадучись, хоронясь в тени лавровых кустов, две приземистые, коренастыефигуры в ветровках пробирались по саду. Один из них вышел на открытое место. Вруке у него был фонарик. Мужчина подошел к машинам, оставленным у гаража, исделал знак товарищу подойти поближе. Они принялись рыться в перчаточномотделении обоих автомобилей. Марии ни на минуту не пришло в голову, что речьидет о ворах. Было ясно, что эти двое следят за гостями Моретты. Ей сталострашно. А вдруг они попытаются проникнуть к ней в квартиру? Что ей тогдаделать? А вдруг они обнаружат, что за ними тоже следят? Она вздохнула соблегчением, увидев, что они удаляются. У нее возникла мысль, что надо быпредупредить подругу, но она сидела взаперти и не могла выйти из своегоубежища. Тогда Мария решила, что всему есть предел: не будет она ждать месяц,чтобы переехать, она покинет этот дом завтра же утром и навсегда забудетМоретту и ее темные делишки.

В громаднойгостиной виллы гости расположились свободно и непринужденно, попивая шампанскоеи время от времени закусывая тартинками. Политический деятель и министр велипустяковый, даже легкомысленный разговор, по привычке сохраняя важный видгосударственных мужей.

Моретта пыталасьразвлечь молодого американца, лишь несколько месяцев назад приехавшего в Италиюи работавшего демонстратором мужского платья. Его звали Санни, и у него не былони лиры, но зато была уверенность, что его творческие возможности рано илипоздно проявятся и помогут ему прорваться, завоевать место под солнцем. Покаже, в ожидании решающего поворота судьбы, он не брезговал случайными и хорошооплачиваемыми связями с состоятельными клиентами независимо от пола ивнешности.

Министр делал вид,что слушает обращенные к нему слова политика, чтобы не слишком явно проявлятьинтерес к партнеру на вечер, но исподтишка бросал жадные, нетерпеливые взглядына молодого американца.

Джанфранко, верныйсекретарь и мастер на все руки, единственный из всей компании, казалось,скучал. Он уселся поглубже в кресло в уголке, подальше от других, и пил виски,откровенно позевывая. Моретта подошла и наклонилась к нему.

— Почему бытебе не присоединиться к остальным? Твое поведение можно назватьантиобщественным. Займись делом, глядишь, и время быстрее пробежит, —посоветовала она шутливо.

— Надеюсь,вечеринка надолго не затянется, — ответил он, бросив взгляд на часы.

— А ты нехочешь выбрать девушку и отправиться наверх? — предложила Моретта.

— Я устал.Знаешь, как Супермен, когда на него наводят порчу. В некоторых ситуациях ятеряю всю свою силу и становлюсь безобидным, как котенок… — Он пыталсяотшутиться, но явно неудачно.

— Послушайсяменя, будь умницей. Оставь свои нравственные терзания и выбери одну из этихдевушек, — настойчиво повторила Моретта.

— Если бы ямог выбирать, то выбрал бы тебя, — искренне признался он.

Она поцеловала егов щеку:

— Я оченьпольщена. Будь на то моя воля, я пошла бы за тобой на край света.

— Я тебялюблю, Моретта, — молодой человек вдруг стал серьезен и взглянул на нее снежностью. — Я так много о тебе знаю и восхищаюсь тобой.

— Только ненадо рвать страсти в клочки, а то я заплачу, — девушка предпочиталасохранить шутливый тон, в то же время спрашивая себя, кто мог рассказать ему оней.

Джанфранковращался в мире волков, где на каждом шагу можно было угодить в капкан. Преждечем остановить выбор на агентстве Моретты, он, несомненно, должен был собрать оней информацию. Но кто в его окружении знал ее настолько хорошо, чтобырассказать ему историю ее жизни?

— Мы не в томвозрасте, когда влюбляются. Все, что мы можем себе позволить, это немногоотвлечься, когда время есть, — добавила она.

— Все-такилучше, чем ничего.

— Хотя потомостается оскомина?

— Это у менявсегда есть, — грустно вздохнул молодой человек.

— А ты непреувеличиваешь?

— Тот, ктоднем разыгрывает интеллектуала, а ночью работает сводником, не может бытьдоволен собой.

Моретту сталраздражать этот неожиданный поворот разговора.

— Лучше обэтом не думать, — оборвала она его. — Постарайся найти достойноеоправдание своему образу жизни, а то тебе будет совсем плохо.

— Думаешь,меня утешает мысль, что эти двое еще хуже меня? — спросил он, намекая наполитика и министра.

— Вот тутпозволь с тобой не согласиться. Разница между ними и нами не так ужвелика, — возразила девушка.

— Они матьродную продадут, лишь бы не потерять свои кресла. Воровство, подкуп, шантаж ипрочее, — произнес он негромко.

— Ты неможешь стоять над схваткой, это не решение. — Она сокрушенно покачалаголовой. — Что ты хочешь этим сказать?

— Каждый изнас имеет свою цену, — с горечью вздохнула Моретта.

Джанфранковзглянул на нее с возмущением.

— Ты сама непонимаешь, что говоришь, — от обиды он даже немного повысил голос.

— Может быть,и так. Но, похоже, ты сегодня слишком много выпил. Я хочу сказать, что, если ужмы забрались в эту лодку и знаем, куда гребем, спорить о том, кто хуже и ктолучше, глупо и несерьезно. Никто не заставлял нас стать такими… — Вдругона осеклась, заметив, что политический деятель направляется к лестнице,ведущей на второй этаж, в компании обеих девушек.

— Как всегда,ненасытен, — ядовито заметил Джанфранко.

— Он из тех,кто знает, чего хочет, и не тратит время на жалобы и сожаления.

Молодой американецподошел к министру, и между ними завязался оживленный разговор по-английски.Но, когда министр сделал робкую попытку погладить его, молодой человекинстинктивно отдернул руку.

— Что-то нетак, ангел мой? — спросил министр.

— Все впорядке, — ответил Санни. Похотливый жест вызвал у него невольную реакциюотвращения, которую он не сумел сдержать.

— Что я зачеловек, по-твоему? — министр забрасывал его вопросами, не давая времениответить. — Ты считаешь меня симпатичным? Может, я тебе понравлюсь, когдапознакомимся поближе? Ты мне нравишься. Такого, как ты, невозможно забыть.

Санни понял, что сэтим типом ему нелегко будет отработать свои деньги.

— У меня нетвыбора, — пояснил он.

— Что тыдумаешь о гомосексуалистах? — продолжал министр.

— Я давно уженаучился никого не судить.

— Тыбесподобен. Я хотел бы забыться в твоих объятиях.