Из Парижа в Бразилию по суше - Луи Буссенар

– А сани?

– Уже запряжены.

– А казаки?

Якут рассмеялся сдержанным, таинственным смехом Кожаного Чулка из произведений Фенимора Купера.

– Мертвы, – кратко произнес он.

– Ты что, задушил их? Несчастные!

– Нет, хозяин. Их сгубила твоя водка. Они проснутся лишь завтра, когда мы будем уже далеко. А теперь – пора! – решительно закончил он и, отбросив шкуру, служившую дверью, выскочил из чума.

Каюры не теряли времени даром: нарты стояли у входа, олени готовы были хоть сейчас пуститься в путь.

Когда путешественники пошли занимать свои обычные места, Алексей увидел вдруг с удивлением, что это не его сани. Но только сообщил он об этом Шолему, как в ночной тьме раздались крики:

– Стой!.. Стой!.. Огонь!

Проводник, вынесший на всякий случай из чума охапку шкур, швырнул ее в нарты и спешно вскочил в них сам. Жак, Жюльен и Алексей последовали его примеру, и санный поезд рванул в снежную мглу. Блеснул огонь, послышался выстрел, совсем рядом просвистела пуля.

Есаул, хотя и не предполагал подобного поворота событий, выведшего казаков из строя, бдительности, как всегда, не терял. Вздремнув немного, он отправился в ночной обход – проверить, все ли его приказы выполнены и что поделывают самые лучшие, по словам губернатора Нижнеколымска, солдаты, а заодно и встряхнуться. И нетрудно себе представить охватившую офицера ярость, когда он обнаружил, что посты брошены, а горе-вояки, мертвецки пьяные, валялись, словно свиньи, возле пустого бочонка. От разудалых гуляк так разило перегаром, что не оставалось никаких сомнений, из-под чего была эта посудина. Охваченный безумным гневом, командир обрушил на незадачливых подчиненных удары, пинал размякшие тела, но из каталептического сна так никого и не вырвал. И только подумал он было, а не сознательно ли подстроен сей кавардак, как разглядел вдали при свете звезд группу людей, стоявших возле чума.

«Моих казаков напоили! – понял служилый. – Это могли сделать только приезжие: у здешних водки нет!»

Кинувшись к чуму, есаул, узнав беглецов, взвел курок револьвера и выстрелил, никого, к счастью, не задев.

Но чукчи проснулись. Несколько человек выскочили на улицу с копьями наперевес.

«Ладно, – взял себя в руки офицер, – не хватает только, чтобы эти дикари набросились на меня! Слава богу, у нас есть чем их умаслить!» И, обращаясь к чукчам, закричал:

– Дети мои, послушайте…

Догадываясь, какие опасения могли возникнуть у местных жителей с приходом солдат, он решил объяснить им, что явились казаки сюда не за податью, а, напротив, с дарами, среди коих – огненная вода и даже деньги. Чтобы они сами убедились в правдивости его слов, есаул подбежал к одним из сопровождавших его отряд саням, вытащил какие-то безделушки, явно заинтересовавшие хозяев, откупорил бутыль водки и вынул из кармана горсть медных монет, из которых здесь любят делать украшения и амулеты.

– Это все ваше, дети мои! Подарки от белого царя, сына солнца!

Чукчи не верили ни ушам своим, ни глазам: неожиданная щедрость этого загадочного человека явно привела их в замешательство.

Охваченный безумным гневом, командир обрушил на незадачливых подчиненных

– Да-да, все это вам, но при одном условии. Вы немедленно – слышите, немедленно! – должны приготовить мне шесть нарт с оленями и отправиться вместе со мной.

Чукчей собиралось все больше. Обсуждали сказанное русским начальником, взвешивали его обещания и выдвинутые им условия. И при этом никакой нервозности. Прямота, с какой казак обратился к ним, и предложенные подарки расположили чукчей в его пользу.

Бывший исправник сообщил обитателям чумов, что они приютили у себя очень опасных, совершивших немало злодеяний людей и что преступников надо догнать, дабы подвергнуть их заслуженному наказанию. Это обращение рассеяло последние сомнения, тем более что внезапный отъезд путешественников в известной мере подтверждал правоту этого человека.

Чтобы окончательно склонить чукчей на свою сторону, офицер не мешкая начал распределять подарки – в виде своего рода задатка – и добился обещания, что сани быстро тронутся в путь.

Обычно чукчи медлительны в принятии решений, но, если что-нибудь задумали, ничто их не остановит – ни холод, ни голод, ни расстояния, ни усталость: они все преодолеют ради достижения цели. Есаул так преуспел в переговорах с чукчами, что два часа спустя после поспешного бегства преследуемой троицы шесть нарт с тремя оленями в каждых уже стояли у сарая, послужившего опочивальней для в стельку пьяных солдат.

– Ну а теперь пора и за голубчиков моих приниматься! – пробормотал командир себе в усы. – Пробуждение у этих обожравшихся свиней будет не столь приятным, как сон!

По его знаку чукчи осторожно подняли казаков, завернули в меха и уложили их, негнувшихся, как поленья, в нарты.

«Ну и отлично! – подумалось есаулу. – У варнаков – только два часа форы. Не позже чем через сутки я нагоню их. Конечно, они попытаются сопротивляться. Ну что ж, бой так бой! Тем лучше! Солдаты-пьянчуги будут драться с превеликим усердием, чтобы хоть как-то искупить свою вину!.. Итак, в дорогу!»

Нарты с беглецами вот уже третий час неслись со скоростью метеорита, как вдруг олени, не подававшие никаких признаков усталости, резко остановились, хотя команды такой никто не давал. Для Алексея в этом не было ничего неожиданного, но французы, впервые ехавшие в оленьих нартах, удивились.

– Что случилось? – спросил Жюльен.

– Обычное дело! – ответил русский. – Олени способны выжимать в течение нескольких дней предельную скорость, но при том условии, что регулярно, через определенные промежутки времени, будут останавливаться, чтобы поесть. Больше трех часов подряд они не бегут. Сделав сами себе передышку, они вырывают из-под снега мох или ягель. Чтобы отдохнуть и подкрепиться, животным достаточно часа, после чего они тянут сани еще три часа.

– А нельзя ли заставить их пропустить хотя бы одну остановку?

– Это невозможно: если пришло время подкормиться, то – хоть убей – с места они не сдвинутся. Впрочем, не волнуйтесь. Эти замечательные создания еще выносливее собак и, как правило, восемнадцать часов из двадцати четырех находятся в пути. Вы устанете быстрее, чем они.

– Благодаря находчивости Шолема нам удалось удрать от исправника, но опасность снова встретиться с ним по-прежнему велика. Интересно, где мы сейчас? И через сколько времени достигнем Берингова пролива?

– Если подсчеты верны, стойбище, которое мы покинули, расположено в пятистах пятидесяти километрах от Восточного мыса.

– Черт возьми, это так далеко!

– Но олени – надежные помощники. Если считать, что они бегут со средней скоростью четырнадцать километров в час, то мы преодолеем это расстояние за сорок шесть часов, включая время на остановки.