Дядя самых честных правил - Александр Михайлович Горбов

я был к ней несправедлив — мозги у девочки работают отлично.

— Ещё партию? — она с надеждой посмотрела на меня.

— Нет, хватит на сегодня. Слышишь? Петух орёт, скоро утро. И нечего дуть губы, мы ещё сыграем.

Орка вздохнула, оделась и сбежала к себе. А я растянулся на кровати. Пожалуй, решение оставить Париж было правильным. Где ещё я смог бы найти такие впечатления? Осталось только добиться более прочного положения да поправить доходы имения. И можно считать, что жизнь удалась. С этой мыслью я и заснул.

* * *

Утром Добрятниковы отправились домой. Усадьба сразу сделалась очень тихим и спокойным местом. Александра, проводив родных, сидела в комнате и тренировалась с карандашом. Судя по дрожанию эфира, рыжая была на полпути к успеху. Бобров сразу после завтрака схватил ружьё и смылся в лес. Вот же охотник нашёлся! И не жалко ему бедных зайцев?

А я остался в одиночестве и хотел прогуляться куда-нибудь в поле, подальше от усадьбы. Мне срочно требовалось проверить — а что я могу с моим Талантом?

— Константин Платонович, к вам это… — в дверь кабинета заглянул Прошка. — Посетитель приехал.

— Кто?

— Барин соседский, из Адино. Только он в дом заходить не хочет, у крыльца стоит.

— Стесняется, что ли? Ладно, сейчас выйду и посмотрю, что за гусь.

Барин оказался лысеющим мужчиной затрапезного вида. Костюм на нём был мятый, сапоги давно не чищены, а нос красный, выдающий в хозяине любителя заложить за воротник.

— Константин Платонович! Рад, очень рад видеть! — затараторил он заискивающим тоном. — Разрешите представиться: Люлюков Фёдор Иванович. Ваш, так сказать, сосед. Я тут недалеко живу, почти рядом. Вот там, за лесочком, если прямо, в Адино я и живу. Очень, очень рад видеть. Заехал, так сказать, выразить соболезнования в связи с кончиной…

Он сбился, покраснел лицом, секунду-другую молчал и снова затараторил, глотая буквы:

— Да, кончиной вашего дядюшки Василия Фёдоровича. Очень, очень жаль, что этот достойнейший член нашего дворянского общества покинул бренный мир в неспокойное время. В то время, как лучшие дворяне, не жалея живота своего, находят…

Я почувствовал запах перегара. Судя по консистенции, гость был сильно выпивший.

— Фёдор Иванович, — перебил я его, — что вы хотели?

Он захлопал глазами.

— Понимаете, мы с Василием Фёдоровичем… Вернее, я с ним. То есть я остался ему должен. Увы, увы, не успел вернуть долг при жизни этого великого во всех смыслах слова человека. И вот приехал, чтобы лично вручить вам скромную сумму. Дабы не обременять совесть, как говорится.

Любитель выпить протянул мне кошелёк. Я хмыкнул и случайно встретился с ним взглядом. Ёшки-матрёшки, да он боится! С чего бы это? Я что, такой ужасный?

— Разрешите откланяться, Константин Платонович. Не извольте беспокоиться, я сам найду дорогу. Всего доброго!

Почти бегом он бросился к своей коляске. Споткнулся, чуть не упал, но сумел удержаться на ногах. И через минуту экипаж уже выезжал из усадьбы. Вот честное слово, ничего не понял! Что это было?

В задумчивости я вернулся в дом. И только в кабинете меня осенило: слухи! До моего соседа дошли слухи. Стрельба в Левино, стычка с опричниками. Подозреваю, что эти события обросли жуткими подробностями, так что Люлюков испугался: не приеду ли я выбивать деньги со стрельбой. И подсуетился, действуя на опережение. Даже не знаю, плакать мне от такого поворота дел или смеяться.

* * *

Другие соседи ко мне не приезжали. Зато присылали своих управляющих, дворецких и просто крепостных с письмами. Писали, что не могут лично выразить мне своё почтение и соболезнования, желали всего наилучшего и передавали деньги. В общей сумме набралось рублей семьсот, не меньше. Я сверился со списком, который дал мне дядя, — всё совпало до копейки. Так что я писал ответные письма, желал здоровья и говорил, что мы в расчёте.

Похоже, дядин склочный характер и моя стрельба создали мне репутацию этакого разбойника и «дикого» помещика. С одной стороны, не слишком положительная известность. А с другой, почему нет? Никто теперь не рискнёт покушаться на пограничные луга и рощицы. Да и моим крепостным оркам будет спокойнее, их тоже побоятся задевать.

И помещица Левина прислала письмо. Я прочитал первые строки и выбросил бумагу в камин. Да ну её в болото, провинциальную соблазнительницу второй свежести. Даже близко иметь с ней дел не хочу.

Боброва я не видел уже третий день. Он пропадал в лесу, приходя в усадьбу только ночевать. И охота ему бегать по буеракам? Тем более из добычи он за всё время принёс единственного зайца.

Только я разобрался с соседями, как в усадьбу явилась делегация орков из Безымянных выселок. Седой староста, скорняк Фрол и ещё пяток мужиков, видимо, пришедших за компанию поглазеть на барина.

— Здравствуйте, Константин Платонович.

Они дружно поклонились в пояс.

— Мы, вот, кожу-то принесли, барин, — вещал староста. — Как вы и просили — сняли её со страхолюдной крукодилы. Выделали как положено, просушили. Знатная кожа получилась! Сапоги пошить можно, да ещё и останется.

Судя по тому, как скорняк покосился на старосту, работал он один, и седой примазался к результату. А испорти Фрол кожу — виноват был бы в одиночку.

Но кожей я остался доволен и наградил их от души. И старосте, и скорняку выдал по два рубля.

— Барин, — староста снова поклонился, — а разреши наши выселки по-другому называть? Не уважают соседи Безымянных. Детишки меж собой дразнятся, молодёжь до кровавой юшки дерётся.

— Почему нет, можно и разрешить. Новое название выбрали?

Крестьяне расплылись в улыбках.

— Выбрали, барин. Крукодиловка!

Я поперхнулся. Да уж, подходящее название. Прямо такое русское, исконное, как раз для муромской глубинки. И пусть потом краеведы ломают голову: откуда здесь такие топонимы?

Глава 28 — Ящер

От усадьбы я ушёл подальше. Перебрался через ручей по шаткому мостику, обогнул широкий луг и отмахал ещё версту до трёх больших валунов. Серые камни, наверняка принесённые древним ледником, как раз подходили для цели моего похода.

Я скинул камзол и бросил его на ветки ближайшего куста. Размял руки, глубоко вдохнул несколько раз и позвал Талант. Начнём с самого простого, что я видел в арсенале опричников, — огненного всполоха.

Пух! С моих пальцев сорвалось унылое нечто: вроде и светится, но даже траву не смогло опалить. Ещё раз! Второй всполох вышел чуть лучше, но опять не выглядел хоть капельку опасным. Что за ерунда? Талант, почувствовав моё недовольство, взвинтился до упора и выдал яркую вспышку.

Неа, всполох вышел жидкий и неубедительный.