Цусимский бой - Георгий Александровский

Но что это? Как будто у японцев получалась сумма коэффициентов, значительно превышающая нашу. Но читатель успокаивается сообщением, что в следующем номере “Нового времени” он узнает, как выйти из этого затруднения. На следующее утро российский патриот лихорадочно разворачивал пахнущий еще свежей типографской краской номер газеты и за стаканом горячего кофе с филипповским калачом, густо намазанным маслом, узнавал, что адмирал Рожественский забрал с собой далеко не все, что имелось в Балтийском море. Приводился подробный список старых калек, преступно оставленных нашим Адмиралтейством дома; снова небольшое упражнение в арифметике и… ура! Все сомнения и страхи разлетались, как дым: россияне ясно видели, что стоит дослать Рожественскому несколько старых посудин, чтобы сумма коэффициентов его армады почти не уступала японцам. Затем – немного счастья и… “гром победы раздавайся, веселися храбрый росс! ”

Так писал этот крупный авторитет в военно-морских вопросах, и эта страшная и подчас слепая сила, именуемая общественным мнением, заработала полным ходом. И вот мы на далеком юге, под палящими лучами мадагаскарского солнца узнаем, что во льдах Балтийского моря усиленным темпом готовятся идти нам вдогонку несколько плавучих калек для того, чтобы доставить адмиралу Рожественскому недостающие ему коэффициенты и обеспечить ему разгром японского флота».

Какова была реальная цена этих добавочных коэффициентов, читатель знает из описания сражения.

С духовным отцом идеи посылки на Дальний Восток никудышных коэффициентов, из-за которых Вторая Тихоокеанская эскадра не была отозвана обратно и была послана на гибель в Цусимском бою, ничего не случилось. Его не судили и не уволили в запас. Авторство ошибочных прогнозов слетело с него, как с гуся вода. Наоборот, он продолжал свою академическую карьеру, достиг контр-адмиральского чина и закончил свою жизнь начальником Военно-Морской академии у большевиков.

Адмирала же Рожественского за его нечеловеческий труд, связанный с проводкой Второй Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток, за твердость характера, проявленную им в бою и являющуюся уделом немногих прирожденных флотоводцев, ждала награда не только в виде испитой им горечи незаслуженного поражения от более сильного противника, не только в виде морального унижения – быть сданным тяжелораненым в плен, но еще в форме резкой критики, грубых нападок и, наконец, предания суду после его возвращения на родину.

С благородным достоинством, приняв на себя всю вину, адмирал Рожественский закончил свое выступление на суде словами:

– Я сожалею, что в приказе до сражения я не указал, что спасать командующего следовало только в том случае, если состояние его здоровья позволило бы ему продолжать командование. Меня нужно было оставить на «Суворове».

Адмирал Рожественский прожил недолго. 1 января 1909 года его сердце перестало биться. Проводить его в последний путь собралась масса народу: среди них пережившие Цусимский бой офицеры и матросы, а также защитники Порт-Артура. Как вспоминает капитан 2-го ранга Н.А. Монастырев в написанной им «Истории русского флота», там были представители всех слоев русского общества. Но отсутствовали доблестные командиры кораблей его эскадры: Игнациус, Бухвостов, Серебренников, Юнг, Бэр, Фитингоф, Миклухо-Маклай, Егоров, Лебедев, Шеин, Матусевич, Шамов, Керн. Они покоились на дне морском у острова Цусима. Умер в плену Озеров. Родионов был убит взбунтовавшимися матросами в Кронштадте. Фелькерзам скончался перед боем.

Поздно, но искренно вся Россия скорбела, что ушел из жизни человек, с именем которого связано, по мнению постороннего нам немецкого писателя Франка Тиса, «как при переходе Ганнибала через Альпы, отвага и безумство подвига, единственного в морских анналах».

Доводы капитана 2-го ранга Кладо, может быть, не убедили руководителей Морского министерства, но, во всяком случае, затруднили этим руководителям принять единственное правильное решение – отозвать эскадру адмирала Рожественского обратно.

Эти доводы были чрезвычайно просты. Против 12 японских броненосных кораблей будут действовать 12 русских кораблей.

Против 16-ти 12-дюймовых, 30-ти 8-дюймовых и 78-ми 6-дюймовых орудий, стреляющих на один борт с палуб японских кораблей, русскими будут выставлены 26 12-дюймовых, 17 10-ти или 9-дюймовых и 58 орудий от 5-ти до 8-дюймового калибра. Некоторая слабость в артиллерии среднего калибра с лихвой покрывается превосходством в числе орудий самого тяжелого калибра. Коэффициенты капитана Кладо это убедительно доказывают.

Но сила не только в количестве, но и в качестве.

Прежде всего, в качестве самих орудий – как далеко они достреливают, как быстро стреляют и какими снарядами стреляют.

Кроме того, платформами для орудий являются корабли, которые также различаются по качеству, а именно – с какой скоростью эти платформы передвигаются и как они защищены броней от неприятельского огня.

Самая главная ошибка Кладо – непонимание природы техники, и отсюда следствие – недооценка им значения технического прогресса. Для наших современников является совершенно очевидным, что аэропланы, летающие при помощи пропеллеров, не могут сражаться с реактивными самолетами, и как только появились турбинные летательные аппараты, боевая ценность пропеллерного аэроплана свелась не к какому-то меньшему коэффициенту, а к нулю. То же самое случилось с нашими устаревшими кораблями в Цусимском бою. Все японские броненосные корабли были вооружены современной артиллерией разных калибров, но стреляющей на расстояние в 70 кабельтовых, в то время как часть наших орудий была устаревшей и не стреляла больше чем на 50–55 кабельтовых. Эти последние орудия теряли всякую боевую ценность, если они не были установлены на кораблях, превосходство которых в скорости над противником позволяло им сблизиться и уменьшить дистанцию боя с 70 на 50 кабельтовых. На самом деле русские корабли были тихоходнее японских и никакого боевого значения, начиная с «Наварина» и кончая броненосцами береговой обороны, для борьбы с современными броненосными кораблями не представляли, как это показало героическое, но безнадежное сопротивление «Адмирала Ушакова».

Это очевидное положение не было ясно не только Кладо до боя, но и самим участникам сражения после боя. В естественном стремлении оправдать свое поражение они ссылались на недостаточную артиллерийскую подготовку русской эскадры. Корабли этой эскадры были укомплектованы наполовину новобранцами, еще не закончившими своего обучения, или запасными, уже забывшими то, чему их раньше учили. Времени для артиллерийского обучения экипажей новых кораблей не было: до ухода на Дальний Восток нужно было стараться достроить корабли, во время похода – беречь снаряды для боя.

Конечно, подготовка русских артиллеристов не была на той высоте, на которой она могла бы быть. Но более близкое ознакомление с результатами артиллерийской стрельбы обеих эскадр в бою приводит к выводу, что участники сражения, угнетенные своим поражением, зря возвели поклеп на своих боевых товарищей, лихих русских артиллеристов. Среди них было достаточное количество опытных артиллерийских офицеров, кондукторов и комендоров. И они стреляли вовсе не так плохо, как это ошибочно следует из факта, что ни одного крупного японского корабля не было утоплено.