Девочка-яд - Виолетта Роман

— Ты же знаешь, не могу я слезы твои терпеть. Не могу. Ради тебя я отпустил того мудака… — его дыхание обдает мое лицо. Прикрываю глаза, чувствую, как катятся слезы.

— Что ты хочешь?

Отстраняется. Садится рядом, гладит мои плечи.

— У меня проблемы. Менты на хвосте. Половину людей взяли. Нужно сваливать. И если ты хочешь, чтобы твоего доктора так никто и не тронул, будешь делать то, что я скажу. Ты сейчас встанешь, умоешься, приведешь себя в божеский вид. Оденешься, и мы отправимся в аэропорт.

Его пальцы касаются моего лица. Прикусываю губу, чтобы сдержаться и не плюнуть в его рожу.

— Мы улетим далеко, и больше никто не разлучит нас.

Спустя пятьдесят минут я была готова. Несмотря на то, что внешне я выглядела обычно, в душе было все выжжено. Я проиграла. И не видела смысла жить дальше. Если бы я знала наверняка о состоянии дел Холодного, я могла бы что-то предпринять. Сбежать. Или попытаться справиться с ним. Но Макс все еще не был в безопасности. Холодный далеко не дурак, у него всегда есть козырь в рукаве. И я не могла так рисковать. Где гарантии того, что где-то возле дома Макса не прячется киллер, ожидающий Пашиной команды. Холодный сильный стратег. И даже погибая, он унесет за собой много жизней.

Маленькие капли падали на ладони. Они были своеобразным метрономом — отсчитывали пройденные километры пути, отдаляющие меня от него.

Перед глазами все плыло, но я пыталась держаться — сжимала кулаки, стискивала зубы. Только бы не разрыдаться в голос, не доставить ему удовольствия. От саднящего в груди чувства хотелось кричать до хрипоты, до онемения связок, до собственной глухоты.

— Хватит скулить. Ты же не думала, что я оставлю тебя здесь? — раздается над ухом до омерзения довольный голос Холодного. Его ладонь по-хозяйски ложится на мое бедро. Опускаю глаза на его руку. Широкая, с золотым перстнем на безымянном пальце. Ублюдок. Как же я ненавижу его.

— Я сделала все, как ты сказал. Не понимаю, о чем ты, — цежу сквозь зубы, чувствуя, как внутри все колотит.

Холодный не обращает никакого внимания на мои слова.

— Андрей, ты можешь быстрее ехать? Мы так на рейс опоздаем!

Андрей бросает на него взгляд в зеркало заднего вида.

— Олег звонил. Наших на северном рынке взяли, — произносит он, стискивая в руках руль. Нервничает, тварь. Пусть переживает. Их скоро всех перебьют, как чертовых тараканов.

— Обложили, суки, — рычит Холодный, наконец-то отстраняясь от меня.

— А я говорил, надо валить было отсюда еще в тот вечер! А ты на вечеринку поперся! — рычит Андрей.

— Хлебало завали! Не попутал, с кем говоришь?! Если пошел, надо было…

— Да знаю я, зачем ты пошел туда. Из-за суки этой. А теперь погибать придется или за решеткой гнить, — не успевает Андрей договорить это. Резко тормозит, машину заносит. Едва не впечатавшись в впереди стоящее кресло, всматриваюсь в лобовое стекло. Мы окружены. Метрах в десяти от нас, вытянувшись в линию, стоит несколько патрульных машин полиции. Человек двадцать бойцов в форме ОМОНа, и все с наставленными в нашу сторону дулами автоматов.

— Черт! — рычит Холодный.

— Экипаж автомобиля БМВ, госномер 146, покиньте салон с поднятыми вверх руками! — заговорил громкий голос в рупор.

— Х*й вам, а не руки поднятые, — он вытянул из-за пазухи ствол.

— Дернешься, пристрелю, поняла? — он схватил меня за воротник, потянул за собой. Мы вышли на улицу. Мне в висок уперлось дуло пистолета.

— Я убью ее! — прокричал Холодный и еще сильней надавил. Сердце сжалось в груди. Ноги стали ватными. Все. Это конец.

Я не слышала ничего. Паника вытеснила все, затмила все до единого чувства. Понимала, что он сделает это. Но не была готова. Все еще нет.

Тишина. Я услышала голос Андрея. Они переговаривались с Холодным. Неважно. Все уже не имеет значения. А потом, словно почувствовав что-то, я распахнула глаза и в этот момент услышала дикий рев.

Макс. Он пытался прорваться, его держали полицейские. Он смотрел на меня. Даже на столь большом расстоянии я видела дикий ужас на его лице и страх в глазах. Живой. В порядке. Выдохнула, прикрыв глаза. Все. Теперь можно умирать. В глазах потемнело, ноги больше не держали, и я начала падать вниз.

Макс

Держу ее в руках. Волосы ее глажу, тонкую бледную кожу ее целую. Паутины вен на висках, темные круги под глазами, изрезанные в кровь руки. Она такая красивая, но такая далекая. Меня рвет на куски. Реву в голос, сам того не понимая. Сжимаю ее в руках, с губ рвется шепот. Несу чушь полную. Сам не понимаю, что, стискиваю ее в руках, снова и снова вдыхаю запах ее. Родная моя. Храбрая. Сильная. Такая маленькая, такая хрупкая. Сколько бед на ее плечи взвалилось, столько горя… Не отдам ее. Они пытаются забрать ее у меня, а я, как зверь затравленный, не подпускаю никого.

— В порядке она. В обморок упала, — рычу, еще сильней прижимая к груди. Больше никому не доверю, не отдам. Все для нее сделаю. Сердце из груди вырвать? Пусть скажет, веру предать? Все отдам, душу свою вручу в руки самому дьяволу, только пусть счастлива будет, пусть здорова.

— Максим, прости, но они должны осмотреть ее, — вступается Адам.

— Я осмотрел, — хриплю, поднимаю ладонь. Трясется. Выдыхаю, пытаюсь унять дрожь… До сих пор перед глазами ужасная картина, как этот ублюдок держит ее в руках. Как приставляет к ней ствол. В аду пусть горит, мразь. Одно жаль — не я его убил.

Два года спустя

— Макс, проходите, — в проеме двери появилась Лали. Я зависла на несколько секунд при виде ее улыбки. Такая нежная, такая светлая, что дух захватило. Все таки у Герца отменный вкус. Но хочу отметить, что помимо ангельской внешности Лали обладает весьма горячим нравом. Я лично присутствовала при моменте, когда она буквально в секунды из тихой и скромной превратилась в женщину-огонь. Ох, до сих пор с дрожью вспоминаю тот вечер. Мы гуляли с детками. Со старшей дочкой младшим сыном Лали. Малыш упал с горки, сильно ударившись. Плакал так сильно и крови было много… Перепугались мы жутко, до мужчин своих дозвониться не можем. Макс в командировке как раз был в Швейцарии. Что делать? Ноги в руки и бегом в ближайшую больницу. А там дежурный врач попалась такая стерва. Едва ли не в очереди заставила стоять, в то время как у ребенка кровь хлестала из раны. Вот тогда то Лали и показала какой может быть. Бедные были все. Ребенка быстро приняли, было сильное рассечение на лбу. Зашили рану и отправили домой.

— Где именинник? — спросил мой муж, когда мы прошли на кухню. Мимо меня вихрем пронеслась малышня и оба запрыгнули на Евграфова.

— Дядя Максим! Дядя Максим! А ты покатаешь нас как паук?

— Эй, полегче, оболтусы, — засмеялся Макс, трепя макушки ребятам. Улыбка не сходила с моего лица, глядя на то как Макс воркует с детьми Адама. И в то же время отдавало болью в сердце. Не выходит у нас. Сколько бы Макс не храбрился, сколько бы анализов и лечения не было. Все в пустую. Два года уже пытаемся и не выходит.