Штрафники на Зееловских высотах - Роман Кожухаров

– И нечего скалиться… – беззлобно осадил Латаный. – Ты бы десять верст протащил на горбу шесть пудов? А? Посмотрел бы на тебя, как бы ты зубы скалил…

– Ну, а ты-то? – с невольной улыбкой спросил Аникин. – Неужели дотащил?

– А чего… – с важностью, поправляя на плече ремни от противотанковых ружей, ответил Латаный. – Знамо дело – донес. Свое же, не чужое, на дороге не оставишь… Хе-хе… Пару раз, правда, передых требовался…

На левом фланге еще слышалась стрельба. Немцы, укрывшись в одном из сохранившихся во время артобстрела ДЗОТов, не хотели сдаваться. Бойцы третьего взвода расстреляли точку из подобранных тут же, в траншеях, «фаустпатронов».

Звуки взрывов немецких гранат Андрей услышал уже за спиной, не оборачиваясь, когда он и его подчиненные устремились вдогонку за танками.

Траншеи тянулись здесь в несколько рядов, и везде картина была одна и та же: пропахшая гарью, выжженная земля, убитые и раненые враги, искореженные, горящие «самоходки».

Туман уже практически развеялся, но в воздухе плотной темно-бурой пеленой стояла взвесь из клубов черного дыма и пыли, поднятой выхлопными трубами «тридцатьчетверок».

Неожиданно поднявшийся ветер разорвал эту завесу, и из-за нее прямо на штрафников надвинулись почти отвесные склоны Зееловских высот. Скаты, поднимавшиеся вверх метров на пятьдесят, были изрезаны серпантинами дорог и тропинок.

В воздухе стоял неумолкающий грохот. Танки и «самоходки» били по отвесным склонам, которые сплошь ощетинились своими огневыми точками. Они были повсюду. Скаты и подступы к ним были объяты огнем и дымом стреляющего и взрывающегося металла.

Несколько танков, за которыми шел взвод Аникина, наскоком прорвались к железнодорожной насыпи, дугой опоясывавшей подножие высот. Одна из машин выкатилась прямо на рельсы. Из-за каменного строения, стоявшего возле железной дороги, выскочил немец с крупнокалиберным «фаустпатроном».

Сразу несколько очередей, выпущенных Шевердяевым, Капустиным и Липатовым, перекрестились на фрице, но он, прежде чем упал, как подкошенный, успел выпустить гранату. С огненной вспышкой она ударила в бок «тридцатьчетверки», оставив в броне дыру.

– Скорее! – крикнул Аникин, бросившись к танку. С ходу, ухватившись за десантную скобу, он вскочил к топливным бакам, а потом – на башню. Один из двух башенных люков был полуоткрыт. Оттуда тянуло едким, прогорклым дымком.

– Эй, есть кто живой?! – крикнул Андрей, заглядывая внутрь башни. Ему ответили молчаливым взмахом покрытой копотью руки. Аникин ухватился за нее, потом второй рукой – за загривок комбинезона танкиста, подтянул его вверх.

– Погоди, погоди, браток… – хрипло, качая головой, будто пьяный, проговорил танкист. – Сначала командира…

Шлемофон нырнул обратно в башню, и оттуда показалось другое лицо в шлемофоне – совсем юное, почти мальчишеское. Сначала Аникин подумал, что танкист мертв, но он мотнул головой, застонав и попытавшись что-то сказать. Вместо слов изо рта просочилась маленькая струйка крови.

– Помоги… – коротко сказал Аникин Кокошилову, который уже находился тут же, возле люка. Вдвоем они осторожно, но быстро вытащили лейтенанта, потом стрелка-наводчика, который тоже был без сознания.

Последним из люка почти самостоятельно выкарабкался заряжающий. Он сам все время твердил об этом.

– Я – башнер… заряжающий… Еще парней надо… механика нашего – Василя… и радиста…

Андрей приказал Кокошилову помочь башнеру и остальным членам экипажа, а сам, скатившись по броне под несмолкающий звон секущихся о корпус вражеских пуль, бросился по насыпи вперед.

Взвод залег на железнодорожном полотне – кто на шпалах, кто на гравии. Бойцы обстреливали вражеский пулемет, который бил из-за угла каменного домика, похожего на здание станционного смотрителя.

Слева, метрах в двадцати, остановилась «тридцатьчетверка». Башенное орудие, развернувшись в сторону вражеского пулемета, произвело выстрел. Снаряд попал в верхнюю часть кирпичного домика. Взрывом снесло крышу и часть кирпичной кладки.

Не дожидаясь, пока дым развеется, Т-34 взревел своими дизелями и двинулся вперед, переведя огонь пулемета на склон высоты, круто забиравший вверх.

– Вперед!.. – крикнул Андрей, поднявшись на ноги. И тут же снова упал, встреченный пулеметным «та-та-та». Он скатился по гравию насыпи и вжался в землю.

За его спиной, там, откуда только что выстрелил танк, появился Шевердяев с двумя бойцами. Очень быстро, крадучись, они пробирались между низких, аккуратно и одинаково подстриженных плодовых деревьев.

Аникин разгадал их маневр. Они старались зайти с левого фланга в обход пулеметной точки. Что ж, смекалка у Шевердяева работает.

Все внимание врага было приковано к железнодорожному полотну. Как только пулеметная очередь, выщелкивая по гравию и рельсам, проходила мимо, штрафники принимались короткими очередями и винтовочными выстрелами обстреливать огневую точку противника.

Аникину с его позиции было хорошо видно, как трое бойцов ползком преодолели садик, примыкавший к станционному домику. Вот фигура Шевердяева неожиданно мелькнула во весь рост возле самшитовых кустов, метрах в десяти от угла разрушенного танковым снарядом здания.

Он появился с поднятой рукой, махнул ею и нырнул обратно в кустарник. Там, откуда строчил пулемет, громыхнул взрыв. Раздались крики. Кто-то истошно завопил по-немецки. В этот момент прогремело еще раз, а затем возле деревьев мелькнули три фигуры и затарахтели автоматные очереди.

Когда Андрей и остальные подбежали к домику, Шевердяев вместе с Капустиным и еще одним штрафником из взвода Колюжного уже осматривали захваченный пулемет. Здесь же, покрытые пылью, залитые кровью, лежали два убитых немца.

– Две коробки запасных лент, товарищ командир… – радостно доложил Шевердяев, поднимая с груды щебня трофейное оружие. Это был МГ-42, мощная огневая подмога в бою.

– Молодцы… – похвалил Аникин. – Гранаты есть у них?

– Да вроде есть… – отозвался Капустин.

– Тоже берите… Двигаем дальше… Нам от танков отрываться нельзя…

Они пересекли яблоневую посадку, выдвинувшись к краю грунтовой дороги, которая устремлялась круто вверх по склону. Его пыталась штурмовать «тридцатьчетверка». Двигатели машины ревели на пределе, но машина взбиралась по склону медленно, буквально по сантиметру.

Броня танка была охвачена огнем от взрывов гранат, которые сыпались на нее сверху. Сталь звенела от ударявшихся с цокотом пуль и «колотушек», которые отскакивали, не разорвавшись.

Позиции фашистов были оборудованы прямо на скате, на манер террас, которые лентами лепились к отвесному склону. Ответить врагам экипаж «тридцатьчетверки» не имел возможности, так как угол отвеса был слишком высок и башенное орудие слишком задиралось вверх.