Малыш для Босса - Ирина Давыдова

Почему снова пострадала Эстель? А главное, в чем она виновата перед Викой?

В кармане зазвонил телефон.

Валерий.

― Что еще? ― рявкнул в трубку, будучи очень злым на своего начбеза. Ребят по голове я не поглажу.

― Папулечка, ― услышал тонкий голос дочери и на миг зажмурил глаза.

Я знал, что она цела и невредима. И это единственное, что меня успокаивало.

― Да, моя любимая девочка.

― Папулечка, маму увезли в какой‐то кабинет. Сказали лецить будут. Она зе не умлет?

И столько надежды и страха в голосе.

Я прикусил кулак, и выдохнув, тихо произнес:

― Не умрет.

― Мне так стлашно, папулечка. Я боюсь за нее.

― Малышка, я прошу тебя, не волнуйся. Я скоро буду рядом, и мы спасем нашу маму. Веришь мне?

― Велю, ― прошептала она и сбросила вызов.

Я устало прикрыл глаза, мысленно ненавидя себя за то, что произошло с Эстель. Она не должна была пострадать. Ну почему я не учел, что Вика может напасть сегодня? Господи! Почему я не учел?!

Как же я виноват перед Эстель. И ни одна моя попытка не сможет загладить перед ней вину. Если бы я был внимательнее, и если бы парни не проворонили. Если бы…

― Приехали, Денис Сергеевич, ― услышал голос водителя, и кивнул.

― Иду.

Но даже сил не было выйти из машины. Страх сковывал. Страх потерять любимую женщину.

Разве мог я подумать, что однажды снова полюблю, да так сильно, что без нее станет трудно дышать. Сейчас трудно дышать, ведь я не знал о состоянии Эстель ничего. И именно это подтолкнуло меня в спину, и я все же пошел в клинику. Мне нужно поговорить с врачами. А еще убедиться, что моя дочь в относительном порядке.

― Папулечка, ― закричала Алиса стоило мне появиться в длинном коридоре.

Она побежала ко мне, и я подхватил дочку на руки. Прижал к себе, ощущая дрожь в ее маленьком тельце. Она заплакала. Черт!

―Ты чего? Все будет хорошо, Лисичка. Эстель не понравится, что ты плачешь. Она очень расстроиться из‐за этого. А ей и так нельзя нервничать. Ты забыла? У тебя же скоро братик или сестричка будет.

Говорю, а у самого мурашки по телу. Так переживаю за Лису, за нашего с ней ребенка. Сердце кровью обливается только от одной мысли, а если… ну не может быть никаких «а если.» Не может!

― Только бы у нее лебеночек не умел.

― Не смей даже думать об этом, Алиса. Все с ними будет в порядке.

Ребенка успокаивал как мог, а сам себя… сердце колотилось как бешенное и даже после разговора с врачом, который оперировал мою девочку.

Сразу узнать состояние Эстель было невозможным. Из операционной никто не выходил практически два часа. И за это время я едва не сошел с ума. Даже Алиса успела уснуть у меня на руках, ни в какую не соглашаясь поехать к бабушке с дедушкой за город.

― Вы муж пострадавшей?

― Я ее жених. Как Эстель? Как ребенок?

― Девушка, конечно… просто невероятно сильная. Такое пережить. Рана глубокая, но очень повезло, что не задеты жизненно важные органы. И с плодом тоже все хорошо. Она точно в рубашке родилась.

― Да уж, вы даже не представляете в какой рубашке.

― Все будет нормально. Тут главное терпение и восстановление. Эстель нужно набраться сил.

― Это я ей обещаю. Я позабочусь о ней.

― Мы позаботимся, папулечка, ― сонно произнесла дочка, подняв голову с моего плеча.

― В такой компании ей точно будет хорошо. Берегите ее.

Я кивнул, и оставшись с дочерью наедине, прижал ее к себе покрепче.

― С ними все хорошо, милая.

― Да. Я так лада! Мы тепель маму из дома выпускать не будем.

Я улыбнулся, и чмокнул Алису, позволив себе выдохнуть. Не на полную силу, но все же.

― Точно, теперь все только вместе.

― А знаес о цем я хотела сплосить?

― Не знаю, поведай, спроси.

― Та дула, сто маму удалила… сказала сто она моя мама настоясяя. Но как аткое мозет быть? Моя мама Этель.

― Ты права, Лисичка. Твоя мама ― Эстель. А тетя действительно дура.

― Ну вот, я так и знала сто она влет! А сто с ней тепель будет? Она зе маму убить хотела.

― Ее накажут.

― Ты?

― Может и я. Сейчас дождемся, когда маму переведут в другую палату и пойдем к ней.

Я не хотел говорить дочери правду. Ни про то, кто на самом деле Вика, ни про то, что с ней будет дальше. По факту, я действительно не считал ее матерью Алисы, а потому и говорить нечего. Ребенок любит Эстель и именно она настоящая мать для нее. Может позже, когда Алиса подрастет, и если сама что‐то спросит. Но не сейчас. И возможно я не имею на это право, но такого мое решение.

― Когда у мамы появится пупс, я буду ей помогать. И больсе никто ее не обидит.

― У меня растет самая лучшая дочь. Я очень горжусь тобой, Алиса. Спасибо, что выбрала именно нас.

― Папулечка, вот ты смесной! Я не выбилала, это так получилось.

― Возможно ты права. Люблю тебя.

― И я люблю тебя. Посли сколее к маме?

― Идем.

Спустя время.

Вставив в уши наушники, я грустным взглядом обвела гладь реки и медленно побрела по набережной, ловя первые теплые лучи солнца. На душе наступило подобие облегчения, что ли, но плакать больше не хотелось. Слез не осталось. Сейчас хотелось только улыбаться и радоваться каждому прожитому дню. Несмотря на прошедшее время, на душе висел груз, чувство невыполненного, чувство ответственности и желания. И сейчас все изменилось. Я наконец‐то побывала на кладбище у бабушки. Я так давно этого хотела, но из‐за беременности не могла ее навестить. А теперь… словно камень с души упал. Поговорила с ней, обо всем рассказала и верила, что бабушка меня услышала. Мне так жаль, что она не увидела меня счастливой, а я знаю, что именно этого она и хотела.

Была бы она жива… я бы забрала ее к себе. Бабушка была бы рада детям, была бы рада всегда быть рядом с нами. Но увы, жизнь распорядилась иначе. Теперь бабушка, даже будучи на небе, знает всю правду. А правда не очень приятная, но я смирилась. Поняла, что лучше жить в моем маленьком мире с любимыми людьми, чем в том мире, где у меня есть два отца, и оба меня ненавидят. Таких родственников мне точно не надо.