Анализ крови - Джонатан Келлерман

Вообще-то прошлое Граффиуса в строгом смысле не являлось секретом. Однако он не хотел, чтобы ему о нем напоминали: для тех, кто мнит себя возрожденным в истинной вере, воспоминание о прошлом сродни эксгумации своего собственного разлагающегося трупа.

Я ничего не сказал, гадая, признался ли Граффиус Мэттьюсу в том, что знаком со мной.

Женщина, значительно старше, тем не менее сохранила привлекательность, несмотря на хвостик и отсутствие косметики, что, похоже, считалось обязательным стандартом у женщин из «Прикосновения». Лицо мадонны с кожей цвета слоновой кости, иссиня-черными волосами, тронутыми сединой, и томными цыганскими глазами. Беверли Лукас называла ее «горячей штучкой, растерявшей былые прелести», но, по-моему, это ужасно несправедливо. Быть может, если бы она знала истинный возраст этой женщины, она бы смягчила свое отношение к ней.

Она выглядела на хорошо сохранившиеся пятьдесят, но я знал, что ей по меньшей мере уже шестьдесят пять.

Она не снималась с 1951 года, года моего рождения.

Дезире Лейн, королева малобюджетных боевиков. Когда я учился в колледже, почему-то возродился интерес к фильмам с ее участием. Я пересмотрел их все: «Невеста призрака», «Черная дверь», «Дикая глушь», «Тайный воздыхатель».

Целую вечность назад, еще до того как я отошел от дел, я работал очень много и практически не имел свободного времени. Но одним из немногих удовольствий, которые я себе позволял, был воскресный вечер, проведенный в кровати со стаканом хорошего виски и фильмом с участием Дезире Лейн.

И не важно, кто исполнял роль главного героя; главное – чтобы были крупные планы этих прекрасных коварных глаз и платья, похожего на нижнее белье. Голос, проникнутый томной страстью…

Теперь она не излучала никакой страсти: сидела неподвижно, словно изваяние, в белом платье, с отсутствующей улыбкой. Такая безобидная, черт возьми.

Внезапно мне стало не по себе. Я словно бродил по музею восковых фигур…

– Благородный Матфей сказал, что у вас к нам вопрос, – сказал Барон.

– Да. Я просто хотел услышать подробнее о вашем визите к Своупам. Это помогло бы понять, что произошло, и разыскать детей.

Мужчина и женщина синхронно кивнули.

Я ждал. Они переглянулись. Заговорила женщина.

– Мы хотели поднять им настроение. Благородный Матфей попросил нас взять фрукты – апельсины, грейпфруты, персики, сливы, лучшее, что у нас нашлось. Мы сложили все в корзину, завернув в оберточную бумагу.

Умолкнув, Далила улыбнулась, словно ее рассказ все объяснил:

– Как Своупы отнеслись к вашей любезности?

Она широко раскрыла глаза:

– Обрадовались. Миссис Своуп сказала, что хочет есть. Она съела сливу, сорта «Санта-Роза», прямо там. Сказала, что она восхитительная.

По мере того как Далила щебетала, лицо Барона становилось все более жестким. Когда она остановилась, он сказал:

– Вы хотите узнать, не пытались ли мы отговорить родителей лечить ребенка.

Он сидел безучастно, однако в его голосе прозвучала тень агрессивности.

– Матфей сказал, что ничего подобного не было. Тема лечения всплывала в разговоре?

– Всплывала, – подтвердил Барон. – Миссис Своуп жаловалась на пластмассовые модули, говорила, что чувствует себя отрезанной от мальчика, что семья оказалась разделена.

– Она не объяснила, что имела в виду?

– Нет. Я предположил, что речь шла о физическом разделении – к ребенку нельзя прикоснуться без перчаток, одновременно в модуле может находиться только один посетитель.

Далила кивнула.

– Очень холодное место, – сказала она. – В физическом и духовном плане.

Чтобы проиллюстрировать свои слова, она зябко поежилась. Кто хоть когда-то был актрисой, ею и остается в душе…

– Своупы считали, что врачи относятся к ним не как к человеческим существам, – добавил Барон. – Особенно этот кубинец.

– Несчастный человек, – сказала Далила. – Когда он сегодня утром попытался проникнуть сюда силой, мне, помимо воли, стало его жалко. Страдает излишним весом, покраснел, как помидор, – у него наверняка повышенное давление.

– На что конкретно жаловались Своупы?

Барон поджал губы.

– Просто на то, что он отгорожен и одинок, – сказал он.

– Они не упоминали врача по фамилии Валькруа?

Далила молча покачала головой.

Снова заговорил Барон:

– Мы почти ни о чем не говорили. Наше посещение было очень кратким.

– Мне хотелось поскорее вырваться из клиники, – добавила Далила. – Там все было таким механическим.

– Мы оставили фрукты и вернулись к себе, – подвел итог Барон.

– Печальная ситуация, – вздохнула Далила.

Выйдя на улицу, я увидел группу «прикоснувшихся», сидящих на траве в позе йоги, с закрытыми глазами, сложив ладони вместе, с лицами, сияющими в солнечных лучах. Хоутер курил, прислонившись к фонтану, искоса поглядывая на них. Увидев меня, он уронил окурок, растоптал его и выбросил в глиняную урну.

– Что-нибудь выяснили?

Я покачал головой.

– Как я вам и говорил. – Шериф кивнул на медитирующих, которые начали негромко что-то напевать. – Странные, но безобидные.

Я посмотрел на «прикоснувшихся». Несмотря на белые одежды, сандалии на босу ногу и неухоженные бороды, они напоминали участников корпоративного семинара, одного из тех глянцевых псевдопсихотерапевтических мероприятий, которые руководство устраивает для сотрудников с целью повышения производительности труда. Обращенные к небесам лица были средних лет, откормленные, холеные, всем своим видом свидетельствовавшие о предшествующей жизни в достатке и уюте.

Мне описали Нормана Мэттьюса как человека агрессивного и честолюбивого. Пробивного дельца. В образе Благородного Матфея он постарался предстать святым, однако у меня хватило цинизма задаться вопросом, не поменял ли он просто один вид бурной деятельности на другой.

Секта была самой настоящей золотой жилой: предложить преуспевающим бизнесменам и политикам, пресытившимся жизнью, отдохнуть от мирских благ, снять бремя личной ответственности, установить нормы, отождествляющие здоровье и жизненные силы с добродетельностью, после чего пройти с блюдом, собирая пожертвования.

Но даже если все это было аферой, тут никак не просматривались похищение и убийство. Как правильно заметил Сет, меньше всего Мэттьюсу было нужно вторжение в его частную жизнь, будь он хоть пророком, хоть мошенником.

– Давайте взглянем, что к чему, – предложил Хоутен, – и покончим с этим.

* * *

Мне было разрешено свободно перемещаться по всей территории, открывать любые двери. Крытое куполом святилище выглядело величественным: верхний ряд окон, освещающий хоры, фрески на библейские сюжеты на потолке. Скамьи убрали, и пол был застелен матами. Посреди стоял грубый стол из сосновых досок, и больше внутри ничего не было. Женщина в белом подметала пол и протирала пыль, время от времени прерываясь, чтобы по-матерински нам улыбнуться.