Дочь куртизанки - Клаудиа Дэйн

– Обязательно говорить о моем отце в такой момент? С гораздо большим удовольствием я бы поговорил о вашем корсете и об этом жемчужном ожерелье, которое тонет в глубине вашего декольте. Кстати, вы были совершенно правы, у вас необычайно красивая грудь. Я бы с удовольствием увидел ее снова. Поцеловал бы, подержал бы в руках.

Сердце ее затрепетало, словно пойманная птица. Это было некстати.

Что бы сделала мама?

– Как мило сказано, – промурлыкала она. – Очень хорошо. Я спущу свой корсет, но только если вы продолжите рассказ о вашем отце и нашей свадьбе.

– Вы со мной договариваетесь? – произнес Эшдон, криво улыбнувшись.

– Если вы на этом настаиваете.

– Как мило! Но я думал, что мы уже обо всем договорились.

– Я начинаю ненавидеть это ожерелье, – сообщила она. – Почти сожалею, что просила вас о нем.

– А я не сожалею.

Она догадалась по его голосу, что он насмехается над ней.

– Вы не пьяны? – спросила она. Если он пьян, то это многое объясняет и избавляет ее от лишних страхов.

– Вы так решили, потому что я сказал, что мне нравится ваша грудь? – удивился он.

– Конечно, нет! – резко произнесла она. В самом деле, как оскорбительно. – Потому что вы ведете себя так, как вам несвойственно, лорд Эшдон.

– Неужели? Стало быть, вы хорошо знаете меня?

Она едва знала его, но то, что знала, либо раздражало ее до невозможности, либо покоряло тоже до полной невозможности. В какие-то моменты хотелось заурядной простоты и удобной любезности. Особенно в такие дни, как сегодня. Особенно с лордом Эшдоном.

– Мне казалось, что я вас знаю, – сказала она, пытаясь вызвать сочувствие, проявить некую наивность, которая вызвала бы в нем рыцарские чувства.

– Спустите корсет, и узнаете меня лучше.

Вот вам и рыцарские чувства!

– Расскажите мне про вашего отца и мою маму, а я распущу корсет, – пообещала она.

– Вы решительный парламентарий.

– Я решительная девственница.

Эшдон засмеялся и покачал головой.

– Вы даже не понимаете, что я мог бы запустить руки вам под платье даже без вашей помощи? Что бы мы ни делали, вы уже опозорены.

– Верю, лорд Эшдон, что со мною произошло все, включая то, что вы искушаете меня отказать вам.

– Вы действительно отказываете мне – ваш корсет все еще на месте.

– Я имею в виду вашу женитьбу на мне, – пояснила она.

Эшдон вздохнул и откинулся на спинку сиденья.

– Знаете, вы можете мне отказать. У вас прекрасное начало для куртизанки.

– Вам бы хотелось, чтобы я стала куртизанкой, а не вашей женой?

– А разве не этого хотели вы, когда ваша мама впервые заговорила о свадьбе?

Появилась отличная возможность рассказать ему правду, хотя говорить мужчине правду всегда рискованно, поскольку эмоции у них проявляются довольно странно. Но, рискуя, она почти ничего не теряла.

– Лорд Эшдон, – почти ласково начала Каро. – Я мечтала выйти замуж всю свою жизнь, как и многие женщины. Мне хотелось, чтобы за мной волочились, мной восхищались. Мне никогда не хотелось, чтобы для меня раздобыли мужчину, погрязшего в долгах. – В темной тесноте кареты она почувствовала его нарастающий гнев. – И тогда я встретила вас.

Каро развязала шнурок корсета и распустила его, позволив белоснежному муслину распахнуться и сползти с нежных холмов ее прекрасной груди. Пусть он это запомнит! Гнев Эшдона переплавился в желание, и она это поняла.

– Как я могу стать куртизанкой? – продолжила она. – Я хочу, чтобы меня касались только ваши руки, только ваши губы. Хочу, чтобы только ваше дыхание смешалось с моим дыханием. Я падшая женщина, лорд Эшдон, для всех остальных мужчин. Я пала, и вы тот мужчина, кто сокрушил меня. Разве вы откажетесь от результатов своей победы?

Эшдон не отказался. Он обнял ее и посадил к себе на колени, нежно впившись ей в губы. Она упала в самое его сердце, его аромат, его объятие. Она обвилась вокруг него, обхватив руками накрахмаленное полотно на его шее, обвив своим языком его язык, Сбросив туфельки, она переплела ноги с его ногами и отдалась его поцелую без остатка. Пусть страсть владеет ими обоими. Он же сам сказал, что она опозорена. Назад пути нет, только вперед, в брачный союз, если лорд способен сопротивляться ее воле.

Он не способен, как не способен сопротивляться желанию, и он будет принадлежать ей.

Руки Эшдона скользнули под корсет, и она застонала от желания, призывая его мимо жемчужного ожерелья и всего, что было на пути, к ее телу. К страсти!

Корсет ее распахнулся, и его руки добрались до ее груди. Большим пальцем он начал ласкать ее сосок, заставив ее содрогнуться от вожделения. Мысли улетучились, чувства захлестнули ее. Она потерялась в пространстве. Оставалось только, чтобы Эш нашел ее.

– Ты получишь не игрока, – выдохнул он в ее грудь, спуская ее корсет до пояса, и она почувствовала холодный воздух и жаркое прикосновение его рук к ее коже. – Я не игрок. Но ты играешь гораздо азартнее, чем я. Ты играешь на свою жизнь, Каро. Ты ее совсем проиграла. И ставкой был я.

– Разве я проиграла, Эш? – прошептала она, прижавшись губами к его шее, чувствуя пульс его жизни и его страсть под своими бедрами, лишаясь остатков осторожности до последней капли. – Я все проиграла?

В ответ он поцеловал ее, устремляясь рукой глубже под платье, пока не затрещала ткань.

И она поняла, что теперь ее грудь совершенно обнажена перед ним, точно так же, как в гардеробной. Нет, совсем не так, как в гардеробной. Теперь, в темноте, ими овладела абсолютная страсть. Никто не шумел за дверью, не грозил помешать им, не стремился осудить их.

Сидя на коленях Эшдона, она всецело отдалась страсти. Она выпала из своей жизни и окунулась в него. Он подхватил ее своей рукой, губами, лаская, вкушая и поглощая ее.

Его рука нырнула между ее ног, а она только прижалась к нему еще сильнее. Она желала, чтобы он касался ее, жаждала его, но так же инстинктивно, как желала, она отвергала его. Только не это, не теперь. Конечно, не теперь.

– Пусти меня, – выдохнул он ей в губы.

Задохнувшись от желания, она не могла говорить и покачала головой.

– Пусти меня, Каро.

– Я потеряла все? – повторила она сорвавшимся до фальцета голосом, в котором прозвучал страх.

Она испугалась.

– Я потерял все, – хрипло произнес он. – Так почему ты не должна терять?

В следующий момент она уже ничего не боялась. Она рассвирепела.

– Я ничего не потеряла, ты, неотесанный болван, ничего, что ты отбросил своими руками.

Она толкнула его обеими руками в плечи. Но он остался совершенно неподвижным, как скала, и таким же бесчувственным.