Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции - Глеб Сташков

Алексей Александрович не оставил законных наследников, Сергей Александрович погиб бездетным, так что за Владимировичами следует Павел Александрович со своей Гогенфельзен-Пистелькорс. За ним – Дмитрий Павлович. Он рожден в законном браке, и последующие чудачества отца его самого, разумеется, не касаются.

Когда-то морганатический брак великого князя Константина Павловича привел к бунту декабристов. В царствование Николая II морганатические браки и распущенность великих князей довели до того, что можно всерьез рассматривать шансы на престол Дмитрия Павловича, сына Павла Александровича, который сам был шестым (!) сыном Александра-Освободителя.

Хотя существовали и другие варианты. Как только стало известно о браке Михаила, тут же на горизонте появился главный интриган императорского дома великий князь Николай Михайлович. 16 ноября 1912 года он пишет письмо Николаю II. Если Михаил «подписал или подпишет акт отречения, то это весьма чревато последствиями и вовсе не желательными». Ведь Кирилл, женатый на двоюродной сестре, якобы «уже потерял свои права на престол» и в качестве предполагаемого наследника «явится Борис». «Если это будет так, то я прямо-таки считаю положение в династическом смысле угнетающим», – пугает царя Николай Михайлович. И советует изменить закон о престолонаследии.

«Так, например, если ты пожелал бы передать права наследства в род твоей старшей сестры Ксении, то никто, и даже юристы с министром юстиции, не могли бы тебе представить какие-либо доводы против такого изменения закона о престолонаследии. Если я позволяю себе говорить и излагать такого рода соображения, – корчит из себя дурачка великий князь, – то единственно потому, что возможное отречение от престола Миши я считаю просто опасным в государственном отношении»[284].

Вечно обиженный и вечно обойденный постами Николай Михайлович, естественно, неспроста заговорил о Ксении. Ведь она жена его родного брата Александра Михайловича. Этак можно рассчитывать и на какую-нибудь завидную должность вроде посла в Париже, где великий князь и так проводит почти все время.

Николай II, конечно же, не обратил внимания на советы двоюродного дяди. Достаточно того, что впавший в раж Николай Михайлович забыл хотя бы упомянуть об Алексее, как будто наследник уже умер. Царь такой неделикатности не прощал. К тому же «в роду старшей сестры Ксении» положение, прямо скажем, не менее «угнетающее». Сандро живет с некой Марией Ивановной, Ксения – с каким-то англичанином.

Но Николай Михайлович – известный болтун. Можно было не сомневаться, что сплетни об «угнетающем» положении династии расползлись по всему высшему свету.

Ольга Александровна, сестра Николая II, оставила мемуары, литературную запись которых в 1960 году опубликовал Йен Воррес. Позволю себе процитировать эту книгу: «По мнению великой княгини, в крушении дома Романовых были повинны не столько политики или интеллигенция, сколько сами Романовы.

– Нет никакого сомнения в том, что распаду Российской империи способствовало последнее поколение Романовых, – заявила Ольга Александровна. – Дело в том, что все эти роковые годы Романовы, которым следовало бы являть собой самых стойких и верных защитников престола, не отвечали нормам морали и не придерживались семейных традиций. – Тут она отрубила:

– Включая и меня»[285].

За несколько месяцев до революции Ольга развелась с Петром Ольденбургским и вышла замуж за полковника Куликовского, который много лет жил с ней под одной крышей в доме ее мужа-гомосексуалиста. Какие уж тут традиции…

Манифест 17 октября 1905 года стал чертой, разделившей царствование Николая II на две части. Россия превратилась в конституционную монархию. Никакой закон не мог вступить в силу без одобрения Государственной думы. Права законодательных учреждений были закреплены в Основных законах Российской империи, изданных 23 апреля 1906 года. Россия стала конституционной монархией, но не парламентской. Министры и все прочие высшие должностные лица по-прежнему назначались царем и отвечали только перед ним. «Конституционная монархия с самодержавным царем», – так обозначал российский государственный строй Готский альманах, знаменитый на всю Европу генеалогический ежегодник, выпускавшийся в немецком городе Гота.

Октябрь 1905-го явился переломным моментом и в отношениях Николая II с великими князьями. Если в начале его царствования «великокняжеское влияние достигло своего апогея», то теперь началось «отчуждение великих князей от власти»[286]. Сергей Александрович погиб, его братья Владимир и Алексей ушли в отставку. Покинул министерский пост и зять царя Александр Михайлович.

Историки любят искать сложные объяснения для простых вещей. Современный исследователь великокняжеской оппозиции Елена Петрова уверяет, что «система семейного правления клонилась к закату» из-за процесса профессионализации управления и появления Государственной думы[287]. Звучит красиво, но как-то не вяжется с фактами. Полная профнепригодность, очевидная даже для самого царя, не помешала генералу Сухомлинову шесть лет занимать пост военного министра. Министр внутренних дел Николай Маклаков пользовался уважением императора, потому что умел изображать «прыжок влюбленной пантеры» и пародировать своих коллег. Да и Распутина, чье влияние никак не оспоришь, трудно назвать профессиональным управленцем.

«Система семейного правления» вовсе не клонилась к закату. Разве что при Столыпине. Но затем эта система расцвела так, как никогда прежде. Просто место великих князей с их противоречивыми советами и взаимной враждой заняла Александра Федоровна. А появление Государственной думы как раз способствовало «семейному правлению», если под Семьей понимать не кровных родственников, а близкое окружение. Первые две думы – вполне справедливо – не вызывали у Николая II ничего, кроме возмущения. Третья оказалась работоспособной, но предубеждение против парламента у императора осталось.

Назначая министров, Николай все больше руководствовался двумя соображениями: доверяю/не доверяю и предан/не предан. Так уж вышло, что кому-кому, а великим князьям царь доверял в последнюю очередь. В 1905 году они показали свою полную никчемность в качестве политических советников. После череды морганатических браков и истерических отставок Николай не имел оснований доверять им и в личном плане. К тому же за 10 лет царь просто устал от родственников, беспрерывно сующих нос во все дела. Ему еще повезло, что младшее поколение великих князей оказалось не столь амбициозно, как старшее. Иначе великокняжеская фронда оформилась бы не в 1915 году, а в 1905-м.