История любви в истории Франции. Том 2. От Анны де Боже до Марии Туше - Ги Бретон

После бегства купальщиц король вскочил в седло и продолжил свой путь, крайне взволнованный лучезарной красотой увиденного и совершенно несчастный от мысли, что никогда больше не встретит неизвестную красавицу.

Спустя час он прибыл в Лион, где был принят с величайшей учтивостью Франциском I.

— Я хочу, чтобы сегодня же вечером был устроен праздник в честь моего друга короля Шотландии, — сказал он.

Вечером, перед началом бала, Франциск представил Якову V принцев и принцесс своего двора, и неожиданно гость побледнел: перед ним в роскошном парчовом платье, пунцовая от смущения, стояла недавняя речная нимфа.

Двумя секундами позже он уже знал, что девушка, чьими стройными ногами и маленькими, задорно торчащими грудями он так восхищался, была принцессой Мадлен.

На другой же день шотландский король попросил у Франциска I руки его дочери и тут же получил согласие.

По случаю обручения всю осень одни праздники сменялись другими, церемония же бракосочетания прошла 1 января 1537 года в соборе Парижской Богоматери. Мадлен, которой всегда хотелось быть королевой и которая обожала своего мужа, была на седьмом небе от счастья.

В мае чета молодоженов в сопровождении маленького пажа по имени Пьер Ронсар, уже тогда начавшего сочинять стихи, села на корабль и отплыла в Шотландию.

К несчастью, через два месяца после прибытия в туманный Линлитгоу юная королева скончалась от туберкулеза.

Ей было семнадцать лет.

* * *

Пока Екатерина Медичи игриво демонстрировала на охоте свои ножки и устанавливала новые моды, Генрих, которому новый титул придал чуть больше уверенности, усердно ухаживал за Дианой де Пуатье.

Вдова Великого сенешаля, ныне уже не улыбавшаяся снисходительно на пламенные заверения молодого принца, стала проявлять к нему большее внимание и даже испытывать некоторое волнение от подобного постоянства.

Верность дофина действительно поражала. Несмотря на свой брак с Екатериной, он продолжал носить цвета Дианы, называл ее своей «дамой» и засыпал ее страстными поэмами, над которыми несчастный принц, лишенный поэтического дара своего отца, корпел целыми ночами…

Неожиданно для самой себя эта строгая вдова, вот уже шесть лет не снимавшая траура и взиравшая на мужчин с полным безразличием, была взволнована и, как пишет историк, «почувствовала сильный жар, неодолимое влечение и острое желание мужских ласк…».

Это привело Диану в прекрасное расположение духа и побудило приступить к диалогу на новой основе. Проявляя изощренную ловкость, в окружении придворных, вечно погруженных в интриги и увеселения, она постепенно приблизилась к дофину и стала всматриваться в него со все возраставшим интересом. Кончилось тем, что она распалила чувства дофина до крайней степени, представая перед ним попеременно кокетливой и по-матерински заботливой, влекущей и любящей.

Бедный мальчик, которого уже нельзя было назвать повесой, лишился сна и аппетита. Печальный и погруженный в меланхолию, он теперь жил, не отрывая взора от Дианы.

Ему было девятнадцать, ей около сорока. Но с ее ослепительной красотой не могла сравниться ни одна дама при дворе. В эпоху, когда тридцатилетние женщины считались старухами, подобная свежесть казалась поразительной, чтоб не сказать вызывающей, и многие считали, что она принимает приворотные зелья. А между тем секрет ее был прост: она вставала ежедневно в шесть утра, принимала холодную ванну, затем совершала верховую прогулку по окрестным местам, к восьми утра возвращалась домой. Дома снова ложилась в постель, принимала легкий завтрак и, лежа в постели, читала до полудня. Она никогда не употребляла ни пудру, ни кремы, ни даже губную помаду, которая могла лишить губы свежести.

Весь двор, кроме м-м д'Этамп, разумеется, признавал ее восхитительно красивой. Дамы подражали ее походке, ее жестам, ее прическам. Кстати, именно она утвердила эталоны красоты, к которым в течение ста лет яростно старались приблизиться все женщины. Каждой женщине следует иметь:

три вещи белые: кожа, зубы, кисти рук;

три черные: глаза, брови, ресницы;

три красные: губы, щеки, ногти;

три длинные: тело, волосы, пальцы;

три короткие: зубы, уши, ступни;

три тонкие: губы, талия, ступни;

три полные: руки, бедра, верхняя часть голени;

три маленькие: соски, нос, голова.

Как-то раз, когда ей немного нездоровилось, Диана получила от дофина страстное письмо:

«Мадам, умоляю вас, сообщите мне о вашем здоровье, чтобы я знал, как мне быть. Потому что если вы все еще больны, я не хотел бы упустить возможность быть вам полезным, насколько это в моих силах, к тому же для меня невыносимо жить, не видя вас так долго. Мне трудно радоваться жизни вдали от той, от кого зависит все мое благополучие…

Молю вас, вспомните о том, у кого есть только Бог и вы, мой единственный друг. Уверяю вас, вам не придется стыдиться, если вы удостоите меня называться вашим слугой, каковым я бы желал быть для вас навеки…

Генрих».

Диана подумала, что отныне платоническими их отношения останутся недолго, иначе молодой принц рискует умереть, от прилива крови раньше, чем голову его увенчает корона Франции.

Собиралась ли она стать возлюбленной дофина после тридцати девяти лет безупречной жизни? Перед вдовой Великого сенешаля со всей очевидностью вдруг встал вопрос, от которого она на протяжении долгого времени всячески уклонялась, а теперь, осознав, почувствовала головокружение. Перед ней открывалась новая, необыкновенная жизнь: сделавшись любовницей Генриха, она могла в один прекрасный день стать фавориткой короля Франции, торжествующей соперницей м-м д'Этамп и всесильной советницей слабого, мало сведущего в политике монарха.

Страх и восторг разом наполнили ее душу, и она постаралась успокоить свою совесть. Сделать это было совсем несложно. При том неподражаемом лицемерии, которым славятся все женщины, она тут же подыскала себе прекрасное оправдание: «Дофин молод, робок, неловок, не имеет жизненного опыта. Мой долг помочь ему стать мужчиной и великим королем…»

Проникнувшись важностью роли, которую собиралась играть, Диана стала поджидать подходящий случай.

Случай представился через несколько недель в Экуане, куда Великий Магистр Анн де Монморанси пригласил Диану и Генриха погостить в свой знаменитый «непристойный замок», где оконные витражи изображали такие похабные сцены, что «солнечный свет краснел проходя через них».

Для замысла вдовы Великого сенешаля лучшего места нельзя было придумать.

Однажды после утренней прогулки по саду вдвоем Диана и Генрих уединились в одной из комнат замка.

Вечером, когда дофин вернулся в Париж в прекрасном настроении, Екатерина Медичи поздравила его с тем, как он замечательно выглядит, обратив внимание на то, сколь благотворен оказывается воздух в Паризи.