Мальчики с кладбища - Эйден Томас

Лита замолчала, вероятно, ожидая охов и ахов или хотя бы аплодисментов.

Но…

Ядриэль огляделся. Лео и Лена едва не плакали. Даже Алехандро был глубоко расстроен.

– Так вот что случилось с Мигелем? – спросила Химена, широко раскрыв глаза. Ее подбородок дрожал. – Бахлам поймал его?

О нет. Ядриэль выпрямился, обеспокоенно взглянув на Литу. Наверное, сейчас было не лучшее время для рассказов о Бахламе.

– Нет-нет-нет, конечно, нет! – сказала Лита, пытаясь отшутиться. – Aye, nena.

Она подошла к Химене и обвила ее плечо рукой.

– Бахлам заперт в Шибальбе. Он не может сбежать. Госпожа этого не допустит, – сказала она. – И мы не допустим.

Ядриэль воспользовался ситуацией, чтобы сбежать. Он засунул только что законченную калаверу в карман худи, чтобы спрятать в своей комнате на будущее.

Пока Лита была занята, он отошел назад и покрался сквозь тени вдоль внешней стены. Однако остановился, услышав знакомые голоса.

Папа и тио стояли лицом к лицу возле одной из арок. Катрис был спокоен – лишь одна небольшая складка на тяжелом лбу. Отец стоял к нему спиной, но Ядриэль видел, как напряжены его плечи.

Ядриэль подкрался ближе и встал за колонной, чтобы услышать, о чем они говорят.

– Времена меняются, эрмано, – серьезно и едва не умоляюще сказал тио. – Мы должны измениться, чтобы выжить. В роду ослабевает магия.

Ядриэль напряг уши. О чем они? Он придвинулся ближе, и это движение привлекло внимание Катриса. Его темные глаза переметнулись на Ядриэля. Тот попытался отпрянуть, смущенный, что его поймали за подслушиванием, но что-то в лице тио Катриса изменилось.

Он снова сосредоточился на брате.

– Мы не должны отказываться от различий, даже если они нас пугают, – взмолился Катрис. – Не должны их отвергать и отталкивать.

Грудь Ядриэля переполнилась гордостью и благодарностью. Неужели Катрис говорил о нем? Идея трансгендерного брухо по-прежнему казалась большинству членов их сообщества невообразимой, и отец явно не знал, что с этим делать.

Ядриэль улыбнулся. Наконец-то за него кто-то вступился. И разумеется, из всех это мог сделать только его дядя. Катрис знал, каково это – быть отвергнутым из-за то, что не соответствуешь традиционным представлениям о брухо.

В жилах бурлили волнение и предвкушение. Он обогнул колонну и осторожно шагнул вперед. Может, стоит просто сказать им? Но подходящий ли это момент? Может быть, отец прислушается к нему при дяде? Он мог бы рассказать им, как они с Марицей устроили собственный кинсес. Как Госпожа приняла его, благословила и привязала к портахе.

Он сделал еще один решительный шаг вперед и потянулся за кинжалом.

– Катрис.

Ядриэль застыл, прижав пальцы к рукояти.

Тон папы был твердым, почти сердитым. Он произнес имя брата с каменным лицом – словно предупреждение.

– Я больше не хочу этого слышать.

Сердце Ядриэля ухнуло в пятки.

Катрис сложил ладони вместе:

– Умоляю, постарайся понять, эрмано, – продолжил он. – Если мы откажемся от всего, что лежит за пределами традиций…

– Катрис…

– …то обречены на вымирание.

Слова на мгновение повисли в воздухе. Катрис и Энрике впились друг в друга глазами.

Отец заговорил, не повышая голоса, но непреклонно:

– Я уже сказал тебе, что думаю на этот счет. И не передумаю.

Вместе с тем, как поникло лицо тио Катриса, рухнула последняя надежда Ядриэля.

Катрис покорно выставил руки, признав поражение коротким кивком.

Стыд кипел под кожей Ядриэля и жег глаза.

Тио посмотрел на него виноватым взглядом.

Энрике обернулся. Ядриэль решил не дожидаться слов отца. Он старался держать голову высоко и уйти как можно увереннее, хотя чувствовал, как сердце разбивается на куски. Он приготовился к тому, что отец попросит его остановиться и снова начнет оправдываться или вынужденно извиняться.

Но никто не крикнул ему вслед – ни во дворе, где он пронесся сквозь толпу брух, ни когда он покинул церковь. Лишь мертвые наблюдали за тем, как он бежал домой мимо надгробий, да и те молчали.

Проскользнув обратно в свою комнату, Ядриэль обнаружил Джулиана лежащим на кровати. Он лениво растянулся, как дикий кот, заложив одну руку за голову. Пуркассо свернулась калачиком на подоконнике. Ее хвост медленно покачивался туда-сюда, как маятник часов. Джулиан уставился в окно. Вдали, за стенами кладбища, мерцали огни с холмов – единственное подобие звезд в большом городе. В темноте простирался парк из надгробий и мавзолеев. На подушке рядом с Джулианом лежал старый айфон Ядриэля, а возле уха – наушник. Он подбрасывал скомканный лист бумаги в воздух и ловил его снова и снова.

Когда дверь за Ядриэлем с щелчком захлопнулась, Джулиан обернулся.

Его кожа была залита серебристым сиянием. «Интересно, – подумал Ядриэль, – это луна или следствие того, что он дух?» Джулиан молча наблюдал за ним, держа в руке комок бумаги.

Ядриэль впервые не смог с ходу определить, о чем тот думал, – лицо было непривычно маловыразительным.

– Слушаешь мою говенную музыку? – спросил Ядриэль, стягивая худи и бросая его в шкаф.

– М-хм, – промычал в ответ Джулиан.

Ядриэль вытащил портахе и сунул его в рюкзак, а затем присел на край кровати. Он посмотрел на Джулиана, приподняв бровь:

– И как?

– По-прежнему говенная, – сказал Джулиан, но уголки его губ приподнялись, а на щеках появились ямочки.

Ядриэль фыркнул. Джулиан придвинулся ближе к окну, и Ядриэль прилег, засунув второй наушник себе в ухо. Хриплый голос мягко пел поверх мечтательных аккордов. Джулиан продолжил играть с комком бумаги.

В точке, где рука Ядриэля почти соприкасалась с рукой Джулиана, у него пробежали мурашки. Он вздохнул и закрыл глаза, давая музыке проникнуть в голову и ослабить напряжение, сковывавшее тело. Мягкое шуршание, с которым Джулиан подхватывал комок, постепенно слилось с ровным ритмом.

– Грустная песня, – сказал Джулиан.

– Не грустная, – пробормотал Ядриэль. – Просто… тихая. – Хотя, если задуматься, то именно по этой причине она и не понравилась Джулиану. Песня не соответствовала его натуре.

Джулиан перестал подбрасывать комок, и какое-то время они лежали и слушали. Тело Ядриэля потяжелело – он словно проваливался в кровать. Усталость подзуживала ко сну. Одеяло под пальцами было мягким. Ядриэль уже парил где-то между реальным миром и сном, когда его позвал голос Джулиана.

– Мне жаль.

– Хм?

– За то, что произошло. Вел себя как мудак.