Попытки любви в быту и на природе - Анатолий Тосс

Илюха коротко кивнул головой и так же коротко, чтобы не мешать действию из телефона, добавил:

— Случаи описаны, редкие, но описаны. В медицинской литературе, специальной.

— Сам читал? — захотел подтверждения я, и Илюха снова кивнул.

А потом мы опять прильнули к динамикам. В ожидании сводок из горячих точек. Вернее, из одной горячей точки.

— Так что врачи? — не отставал Инфант.

Ходила, — устало проговорила его девушка. — Они даже консилиум вызывали: редкий, говорят, случай. Говорят, хирургический путь один только остался. Но я не хочу ножом! — снова перешла она на всхлипы. — Я хочу, как у людей! По-людски я хочу!

— Слушай, — перебил микрофон своим голосом Илюха, — проверь Жеку, не померла бы.

Ах да, я забыл про Жеку, а все потому, что она замерла как-то неожиданно — не тряслась и не стонала больше. Я протянул руку, потрогал, она рядом тут лежала, на диване. Тело было теплое. Я пододвинулся ближе, взглянул в лицо. Она тихо открыла глаза, устало, изнуренно.

— Ты как? — спросил я.

— Не могу я больше. Сил нет, — прошептала она, и глаза ее закрылись вновь.

На другом конце тоже звучала долгая, нарастающая пауза. Звучно звучала, почти торжественно, как колокол. Мы замерли в ожидании. Ведь что-то же должно было произойти, ведь не могло закончиться ничем. И произошло.

— Ну что, давай посмотрим, — сказал в результате Инфант делово.

— Ты не боишься? — спросила девушка с затаенной надеждой.

— При чем тут страх? — произнес Инфант равнодушным к страху голосом. И добавил не свое, а то, что слышал много раз от других: — Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Какое шампанское он имел в виду? Откуда взялось шампанское? — я понятия не имел.

— А ты не разочаруешься во мне после этого? Не подумаешь, что никчемная я? — прошептала девушка, но Инфанту уже было не до сентиментов, его ждало тревожное дело.

— Показывай, показывай, — сказал он. — Я пойду руки помою. Не бойся, у меня мама врач.

И это была правда, мама у Инфанта действительно давно служила врачом. Зубным только. Вот Инфант и нахватался по верхам.

Потом он вернулся с вымытыми руками… То есть это мы предположили, что с вымытыми.

— Так, — проговорил он сосредоточенно, — что там у нас? — Потом еще один момент выжидательной тишины, а потом удивление, сомнение, и все это с примесью Инфантова восторга: — Ого!!! А-а-а!!! Ойййй!!! Надо же!!! Подожди, я сейчас только рубашку сниму.

— Не надо, не снимай рубашку!!! — заорали хором мы в магнитофон с телефоном. Даже Женька прохрипела потерявшим силу голосом: «Не-на-до!!!»

Но было поздно, видимо, рубашка отлетела далеко в сторону, так как звук отдалился, рассеялся и тут же заглох окончательно. И мы остались одни — я, Илюха, тихая Жека, и не было с нами больше ни Инфанта, ни Инфантовой девушки, не было больше их драмы, их переживаний, страстей. А без страстей и у нас скоро все затихло.

— Ну что? — сказал Илюха спокойно, взвешенно, без лишних ненужных эмоций. — Если у кого и может такое оказаться, ну рудимент такой прочный, то женский капитан милиции — наиболее подходящий для рудимента кандидат. Да еще если учесть, что она мастер по самбо.

Я сидел, попивал остатки вина и кивал головой, абсолютно и полностью соглашаясь.

— И вообще, — продолжал Илюха, — должна же в мире случаться хотя бы иногда справедливость. Ведь когда возникает такое уникальное сочетание: женщина — милиционер — капитан — мастер по самбо, именно это сочетание должно приводить к непробиваемой целке. Потому что, как говорят патологоанатомы, в человеческом теле все связано не случайно, особенно в теле женском. И не исключено, что крепость духа связана прежде всего с крепостью девственной плевы, и если силу воли сложно сломать, то и плеву невозможно. А то, что у этой высокой девушки, не помню, как ее зовут, воля и дух неимоверно развиты, — в этом мы, старикашка, с тобой сегодня убедились.

Мы все снова согласились. А Жека при слове «рудимент» немного приоткрыла глаза, вспомнив, видимо, о своем собственном хвостиковом атавизме. И так, похлопав ими устало, она тоже тихо согласилась. И снова погрузилась в забытье — а как иначе, четыре часа хохотать истошно без перерыва — кто не надорвется?

— А все же выстрелить в толпу она побоялась, — уточнил я. — А значит, и ее сила духа может дать слабинку. И получается, исходя из твоей теории, что и плева ее имеет слабое место. Так что у Инфанта, думаю, есть шанс. Небольшой, но есть.

Мы снова помолчали, переживания последних минут оставляли нас понемногу, возвращая назад, в уже поздний московский вечер, в Инфантову комнату с еще не допитой последней бутылкой на столе, с, очевидно, заснувшей Жекой, уютненько подоткнувшей под меня кончики своих удобных теплых ног, с неумеренно светящимися в темноте БелоБородовскими глазами, не скрывающими невероятного, с трудом перевариваемого удовольствия.

И все было так тихо в этой комнате, ритмично, успокаивающе, можно сказать, даже камерно, что я расслабил доселе напряженное свое тело и доселе напряженное сознание. И Илюха, видимо, расслабил не меньше меня. Мы посидели так в тишине, любуясь ею, как будто услышали ее впервые… Ну и хватит, пора было ее прерывать.

— Ну и чего, ты думаешь, справится, пробьет? — спросил Илюха, очевидно, про Инфанта.

— Сколько он уже с ней встречается бесплодно? — перешел я к своим выкладкам. — Месяц, больше? За это время он ведь в других связях замечен не был. Не участвовал в сексе с посторонним человеком. Да, непонятно, сложный вопрос.

Мы снова помолчали.

— Вообще-то Инфант, когда застоялся, может и пробить, — возложил я на Инфанта свое доверие.

— Не уверен, тут, похоже, не все так просто, — не разделил доверия Илюха. — Другие вон тоже старались. А ты только подумай, кто они — эти другие? Наверняка ребята крепкие, накачанные, натренированные — милиционеры-опративники, самбисты-разрядники. Ведь если она про Инфанта как про чуткого и нежного упоминала, то представляешь, какие до него попадались? Крутые попадались ребята, которым сантименты не с руки. И если у них не вышло, то не уверен я в Инфанте.

— Зря, — не согласился я. — Самбисты — они, конечно, физически натренированы, но холодные, потому что нервы у них стальные должны быть. А Инфант горяч и несдержан, и волю чувствам дать может. А в таком деле чувства, думаю, самое важное. Потому что проблема наверняка не только физического, но и психологического характера тоже. Думаю, она, Инфантова девушка, помня о прежних своих неудачах, напрягаться вся начинает и не расслабляется в достаточной мере. Ей бы расслабиться, мышцы отпустить, а не мускулатуру выпячивать понапрасну. Потому что напряженная, контролирующая себя женщина, особенно с выпяченной мускулатурой, — сам знаешь, к добру не приведет.