Чувство Магдалины - Вера Колочкова

– Ну хорошо… – нехотя согласилась Вика, – без невроза так без невроза. И все-таки – ты где, Платон? Чует мое сердце какую-то жабу с твоей стороны!

– Ну почему сразу жабу, Вик?

– Потому. Я по голосу слышу – что-то не так. Давай, раскалывайся.

– Я в Симферополе, Вик. В аэропорту. Только что прилетели, – проговорил Платон обыденным деловым тоном, как сказал бы, к примеру, входя в подъезд родного дома. – Так получилось все срочно и спонтанно, извини, даже не было времени перезвонить.

– Где?! Где ты, я не поняла?! – задохнулась от возмущения Вика.

– Да в Симферополе, говорю ж… Мы как-то вдруг решили лететь, потому я тебе ничего не сказал. Ты ведь знаешь, мы всегда к деду выбираемся только втроем. И всегда принимаем это решение спонтанно, потому что если заранее договариваться, то обязательно что-нибудь у кого-нибудь не склеится, не срастется. Ну, да ты и без меня все знаешь, зачем я тебе рассказываю! И в прошлый раз так было, помнишь? Созвонились, решили ехать, в этот же день сорвались. Традиция у нас такая, чтобы вот так…

– Платош! Тебе сказать, кто ты такой есть, а?

– Не надо, Вик. Я знаю.

– Нет, я все-таки скажу…

– Ты обязательно скажешь, но только через пять дней, хорошо? Я вернусь через пять дней, у нас уже и обратные билеты куплены. Потерпи немного, ладно? Все-то пять дней… А потом как скажешь! Как скажешь! Ух, что со мной будет! Но только учти, я завещания не успел оставить!

– Ты издеваешься надо мной, что ли?

– Нисколько, любимая. Ты у меня единственная и неповторимая, ты мое солнце и луна, свет очей моих… Как я могу над тобой издеваться, что ты?

– А я слышу, что издеваешься! И за это сполна получишь, когда вернешься, свет очей моих!

– Я очень скоро вернусь, любимая. Потерпи немного. Или начинай писать обвинительное заключение, я приеду, и ты мне с порога его огласишь. И приговор вынесешь, а я даже обжаловать не буду. Клянусь здоровьем моих братьев, Антона и Лео.

– Да хватит умничать, клоун несчастный, адвокат придурочный… Ты, вообще, о чем думаешь, прежде чем решения принимать? Значит, я должна тут одна, с двумя детьми…

– А ты няню не отпускай, пусть она безотлучно при детях будет, и днем и ночью. Скажи ей, что я по тройному тарифу заплачу. Ну, или больше, как скажет… Все, Викуш, извини, отключаюсь, у меня вызов на второй линии! Целую, любимая! И тебя, и деток! Пока!

Платон отнял от уха телефон, выдохнул с облегчением. Антон и Лео переглянулись меж собой, усмехнулись понимающе. Впрочем, улыбка быстро исчезла с лица Антона, когда он взглянул на дисплей своего телефона.

– Что, Аглая тебя тоже потеряла? – с участливым сарказмом спросил Платон.

– Ну да. Восемь непринятых вызовов… – подтвердил Антон, вздохнув.

– Что ж, звони. Сообщай дорогой жене, что к ужину домой вряд ли приедешь, – хохотнул Платон. – И даже к завтраку не вернешься, и к обеду…

– Потом, позже… – отмахнулся Антон, пряча телефон в карман.

– Бедная, бедная девочка… – тихо посочувствовал Платон Аглае. – Моей-то Вике не привыкать к нашим спонтанным путешествиям к деду, а ей все впервой. Хочешь, Антоша, я сам ей все объясню? Так сказать, с позиции квалифицированной защиты?

– Не надо. Сам обойдусь, без адвоката, – махнул рукой Антон. – А вообще, знаешь… Наших жен можно понять, честное слово. Мне бы тоже не понравилось, если бы со мной вот так… Привет, мол, дорогой, звоню из аэропорта Симферополя… Действую исключительно по сложившейся с годами традиции. По-моему, полный бред, ты не находишь? И откуда вообще эта хреновая традиция взялась, чтоб вот так, а? Чтобы только втроем и чтобы неожиданно с места срываться? Я уж не помню…

Платон и Лео ничего ему не ответили. Наверное, этот вопрос давно перешел в разряд риторического, тоже стал традицией сам по себе.

Подкатил автобус, чтобы переправить пассажиров прилетевшего рейса в здание аэропорта, и в этот момент подал голос телефон у Антона в кармане. Пришлось отвечать, несмотря на сутолоку.

– Аглаюшка, извини, я тебе сейчас все объясню… – торопливо заговорил Антон, пробираясь дальше в автобус, где было чуть свободнее. – Я только сейчас увидел, что ты звонила. Понимаешь, я сейчас в Симферополе…

– Где? Где, я не поняла?

– В Симферополе. Мы только что прилетели.

– Кто это – мы?

– Я, Лео и Платон. Это ненадолго, всего на пять дней! Понимаешь, у нас так принято, мы очень быстро собираемся и летим к деду, понимаешь? Я тебе даже как-то рассказывал об этом…

– Нет, ты мне ничего не рассказывал!

– Ну, ты просто не помнишь!

– Да все я помню!

– Аглаюшка, не сердись… – засюсюкал Антон. – Ну что делать, если у нас так принято…

– Да что, что у вас принято? Каждое лето тридцать первого июня ездить в Симферополь в баню?

– Аглаюшка, в июне нет тридцать первого числа.

– Так и я о том же! Ну что это такое, Антон! Это же нечестно по отношению ко мне, это… Дурацкое ребячье вранье какое-то! Ты серьезный деловой человек, у тебя каждый день по часам расписан. И потом, ты же обещал отправить меня в Милан через неделю!

– Да будет тебе Милан, Аглаюшка. Не сердись, пойми меня. Я должен был улететь в Симферополь, именно так, по-дурацки… Всего пять дней, Аглаюшка! Всего пять дней!

Автобус остановился, и Антону пришлось двигаться к двери вместе с толпой, продолжая объясняться с Аглаей. Когда наконец трудное объяснение было завершено, он вздохнул, пробурчал себе под нос тихо:

– И впрямь, кто только из нас эту традицию придумал… Дурь какая-то…

– Антош, не ворчи! Ты можешь этим же рейсом обратно рвануть, без проблем! – насмешливо проговорил Лео. И, обернувшись к Платону, добавил заботливо: – И ты тоже, если хочешь!

– Да, тебе хорошо, неженатому! – похлопал его по плечу Платон. – А нам… Нет, чтобы посочувствовать.

Они вышли из здания аэропорта, быстро нашли такси. Когда выехали из города, солнце начало садиться, гладило своей ласковой рукой холмы и поля, и машина неслась в бархатных пряных сумерках, и вкусный крымский ветер врывался в открытые окна, обнимал за шею, торопливо целовал щеки… Платон потянул носом, проговорил тихо:

– Вот сколько здесь бываю, а все надышаться не могу… Нигде такого воздуха нет, правда.

– Сейчас приедем и сразу купаться пойдем, – так же тихо вторил ему Антон, – а потом обратно, по темноте, через камыши…

Приехали, тихо вошли через калитку во двор. Дед сидел под навесом, читал газету под жидким светом лампочки. Поднял голову, распознал в темноте знакомые лица, охнул и хотел встать, но тут же и уселся обратно – от волнения сил не хватило. Потом все же поднялся, опираясь трясущимися руками о столешницу, проговорил сиплым радостным голосом: